— Именно так. Словно мифическое божество, журналистика «едина, но во многих лицах». И новые специализации рождаются буквально на глазах.
Поступающие на факультет журналистики стоят перед списком отделений: газетного, радиоотделения, телевизионного, редакционно-издательского. Какое выбрать?
Где есть надежды увереннее и быстрее найти себя?
Никто, кроме абитуриента, на этот вопрос, конечно, не ответит. Можно просто вспомнить о том, что радиожурналистика сделала свои первые шаги совсем недавно.
В нашей стране первая радиогазета вышла в 1924 году.
У массово-политической печати появился могущественный соперник. А спустя десять лет «семейство» средств информации отмечало еще одно прибавление: в ноябре 1934 года начались регулярные телепередачи. Через четыре года завершилось строительство первых телецентров — Московского и Ленинградского. Но в массовом масштабе телевизионная журналистика победно прокатилась по миру лишь в пятидесятые годы.
Соперничество и содружество.
Не обошлось без соперничества между новыми и старыми средствами информации, не обошлось без мрачных пророчеств о вытеснении новыми формами привычных, устаревших газетных полос.
Годом перелома в борьбе между прессой и радио считается 1956-й, когда (конечно, по приблизительным подсчетам) число радиоприемников в мире превысило общий тираж ежедневных газет (257 миллионов против 255).
А ныне с научной точностью установлено: если человек стоит перед выбором, слушать ему радио или смотреть телевизор, в абсолютном большинстве случаев он предпочитает телевизор. И это опять кое-кого наводит на мрачные мысли. «Я предвижу время, — заявил ректор Чикагского университета, — когда благодаря телевидению люди не будут уметь ни читать, ни писать и будут вести животную жизнь». Для столь мрачных прогнозов есть основания. Но они в существе передач, а не в коварном свойстве этого средства связи.
На Западе профессора любят критиковать телевидение, а политики превозносить его до небес. Многолетний премьер-министр Англии У. Черчилль настолько ценил телевидение, что заблаговременно попросил телекомпанию Би-би-си разработать сценарий трансляции собственных похорон. Пожелания престарелого экс-премьера учли до тонкостей. Специалисты считают, что репортаж похорон прошел с предельным эффектом.
Телевидение завоевало массовые симпатии, заставив радиожурналистов немного потесниться. Юное и напористое, новое средство связи быстро привлекло к себе специалистов из других отраслей журналистики.
Радио требует предельной информационной емкости, сжатости, оперативности. Это мир звучащего слова во всем богатстве его тембров, тональностей, звуковых оттенков. «Радиогеничность» голоса и музыкальность слуха обязательны для мастера радиожурналистики. Разумеется, не всегда радиорепортер читает перед микрофоном сам свои произведения, существуют дикторы и звукооператоры. Но он должен представлять, как прозвучит его материал. Нередко случаются и прямые радиорепортажи: с выставки или при пуске домны, при записи беседы с интересным человеком, где должны прозвучать в эфире вопросы, заданные журналистом.
Знать и любить особенности звукового общения — речевого и музыкального — ясно, что без этого не стоит связывать судьбу с радиожурналистикой. Ясно, что надо знать о таком, к примеру, опыте режиссера К. Станиславского. Он поставил перед актерами задачу: произнести фразу «сегодня вечером» с сорока различными интонациями. Не все — даже в среде артистов — с этой задачей справились. Однако все убедились: два слова не просто звучали по-разному, они передавали различные оттенки смысла.
Как тут не вспомнить точную иронию английского драматурга Б. Шоу: «Есть пятьдесят способов сказать „да“ и пятьсот способов сказать „нет“, и только один способ написать это».
Вот они, живые преимущества радиообщения перед газетно-журнальной страницей. Конечно, в телепередаче также звучит живая речь, но нередко изображение — первооснова экранной журналистики — оттесняет ее с переднего плана восприятия.
Радиокомментатор IO. Летунов, автор интереснейшей книги «Время. Люди. Микрофон», увлекательно рассказывает о специфике радиожурналистских троп. Их особая сложность в предельной краткости изложения. За две минуты эфирного времени в «Последних известиях», например, надо успеть изложить суть важного события. Две минуты — это страница машинописного текста, то, что на газетной полосе займет малоприметная заметка в сорок строк. Применительно к радио, пишет Ю. Летунов, «это подвал в газете, четыре минуты — газетная полоса.
Оперативная работа с информацией вырабатывает определенный внутренний ритм. Каким-то непонятным чувством ты физически ощущаешь длинноту материала, а когда ведешь эфирный репортаж (прямую передачу с места события. — В. У.), то секунды кажутся минутами, а минуты томительными часами».
Время, время… На радио и телевидении журналист обязан начинать свои сообщения словом «сегодня»; газетчик еще сохраняет за собой возможность писать в оперативных публикациях наречие «вчера».
Исследователь журналистики Э. Багиров точно определил вопрос о сочетании различных видов периодических сообщений.
«Радио, обгоняя в течение дня все другие средства оперативными лаконичными выпусками новостей, сообщает, ЧТО происходит в мире в данный момент.
Вечером власть переходит к телевидению, и оно в наглядных картинах демонстрирует, КАК это происходило.
На следующее утро газеты дают обстоятельный анализ того, ПОЧЕМУ это произошло».
Эти отличия вызывают и другие особенности типов журналистского труда. Что требует от «своих» журналистов телевидение? Естественно, фотогеничности того, кто часто появляется в кадре. Нет, не красоты Аполлона Бельведерского, но лица выразительного, умного, живого, мимики управляемой, жестов сдержанных и достойных.
Совсем не легкое дело естественно держаться в кадре, «под прицелом» ведущего «в никуда» холодного объектива телекамеры, в окружении величественной аппаратуры.
Может случиться — тому немало примеров — облик говорящего настолько противоречит его словам, что теряется смысл передачи.
Как-то телестудия в период эпидемии гриппа организовала цикл пропагандистских передач о профилактике болезни. В одной из них выступили две женщины — врачи, как видно, прямо после работы попавшие в студию.
Обе усталые, озабоченные, скованные, говорили они о мерах профилактики гриппа столь утомленно и бесстрастно, что создавалось впечатление полной бесперспективности борьбы с болезнью. На следующий вечер выступал пожилой врач — остроумно, вдумчиво, уверенно. По смыслу он говорил о том же, но ведь даже два слова можно произнести со множеством вариантов. Что говорить о передаче, где, кроме интонации, «работают» и выражение глаз, и жесты, и улыбка!
Вторая передача достигла цели, первая ее отдалила.
Телегеничность — высокий профессиональный барьер.
Профессор Лос-Анджелесского университета А. Меробян подсчитал, что даже в «разговорных» телепередачах пути информации распределяются так: 7 процентов с помощью слова, 38 процентов посредством интонации и голоса и 55 процентов через выражение лица и жесты. Данные не абсолютны, нуждаются в перепроверке, однако ими пользуются, хотя и с оговорками, большинство ведущих советских теоретиков телевидения.
Что же еще, кроме работы в кадре, отличает работу «телевизионщика» от труда коллег в печатной журналистике? Сопряженность с аппаратурой, «кентавризм» (от мифологического кентавра — получеловека, полуконя) человека и машины. Польский теоретик телевидения Е. Теплиц в связи с этим говорит: «Представьте себе журналиста, который ездит с карандашом весом в тонну». Е. Теплиц выразителен, но не точен. Сейчас для прямого телерепортажа нужно привезти и установить на месте события аппаратуру общим весом минимум в 10 тонн. Не слишком-то портативное орудие производства — даже почтовые голуби доставляли при перевозке меньше хлопот, чем нынешние ПТС (передвижные телевизионные станции). Неукротимо нарастает «индустриализация» журналистского производства.