Право, эти рекомендации стоит запечатлеть на редакционных плакатах. Нередко еще журналисты колдуют над белым листом бумаги, имея самое смутное представление о том, ради чего ведется поиск полнокровных фраз. И тогда пустоту нерожденной мысли заполняет спасительный штамп.
Подобные трафаретные обороты всегда едко высмеивались. В многотиражной газете «Правдист» за 5 октября 1935 года опубликован сатирический проект статьи под названием «Зубочистка». Это набор самых штампованных стилистических оборотов. Пропуски оставлены для любого предмета, попавшего в поле зрения автора.
«Зубочистка» выглядит так:
«…Ряд мелких предметов домашнего обихода трудящихся до сих пор не производится в достаточном количестве. Взять хотя бы… казалось бы, пустяковая вещь.
А между тем без… вы не можете… и даже… Вы идете по улице и вам захотелось… Но это невозможно, так как нет ни одного (ой) приличного (ой)… Мы пробовали обойти все магазины… И что же: нигде мы не могли найти ни одного (ой)… В одном магазине нам даже ответили, что…
Интересно, что по этому поводу думает…
Правда, система… производит за последнее время… Но они столь скверного качества, что потребитель категорически отказывается их брать.
Трудящиеся в нашей стране вполне вправе требовать… Над этим следовало бы призадуматься нашим…»
Едкость этой иронии для коллег оказалась целительной. «Зубочистка» запомнилась. Ссылки на нее долго предостерегали от затертой лексики и штампованных оборотов.
Когда журналист теряет центральную мысль, основную тему, в голову лезут, на бумагу ложатся совершенно несущественные подробности, третьестепенные обстоятельства. Вроде таких: «Когда я вошел в цех, в глазах зарябило от необычных красок», или: «Когда я шел разговаривать с Н., в памяти мелькали данные его биографии…»
Подобные шаблоны — увы! — не вышли из употребления. Их нет-нет и сегодня встречаешь в колонках почтенных изданий.
Очеркист двадцатых годов М. Жестев рассказывал, как в его пору шла жестокая борьба с бездумными трафаретами журналистского слова, шаблонными зачинами и концовками публикаций. Один из шаблонов выглядел так: «Мы ехали с председателем колхоза по узкой полевой тропе. Луна светила нам в лицо». Дальше шел перечень сухих цифр и скучнейших фактов об удоях, доходах ферм и т. п., а кончался очерк тем же рефреном: «…мы вместе с председателем колхоза ехали обратно по той же полевой дороге. На этот раз луна светила нам в спину».
Газетчики прозвали суесловие коллег «луна в спину».
А другие трафареты изложения систематизировали по разрядам. Были очерки: «празднично-юбилейный с поминанием родителей», в котором герой рассказывает свою биографию; «информационный», похожий на своих предшественников, словно он сошел с журналистского конвейера; «очерк портретный», для которого материал подбирался до крайности просто: «Я мог посмотреть личное дело, поговорить с секретарем парторганизации, наконец, задать необходимые вопросы тому, о ком пишу: сколько вам лет, в какой семье родились, какое имеете образование? — и пожалуйте, вся жизнь моего героя (казалось бы!) передо мной».
Эти рецепты еще не вышли из употребления. «Луна в спину» порою светит и современным «рыцарям пера», и неудержимо влекут их стилевые прелести «Зубочистки».
Вред шаблона в том, что он скользит мимо сознания.
А выспренность, ложная красивость дают ощущение фальши, безвкусицы, примитива.
Удача в «кристаллизации» мыслей, чувств, наблюдений следует за тем, кто готов принять к исполнению максиму А. Толстого: «Написать плохую фразу совершенно такое же преступление, как вытащить в трамвае носовой платок у соседа».
Поэтесса Ю. Друнина адресовалась к литераторам, но выразила по этому поводу мысли, близкие журналистам:
Как ограничивает творческое воображение суровый документализм. За нарушение точности — судебный иск. «Антигерои» фельетонов взывают к удовлетворению. Хотите ли вы, чтобы вас «домыслили»? С кем легче автору — с выдуманным или невыдуманным героем?