Но и на этом не кончаются сложности. Можно во всем соблюсти точность и все-таки быть неправильно истолкованным аудиторией. Случается, даже точный и, казалось бы, «безобидный» штрих, подмеченный журналистом у своего героя, может «выпятиться», как бы деформироваться, попав под типографский пресс. Он может нанести урон тому, кого журналист «живописал» с самыми благими намерениями. Здесь особенно неожиданно и хитро проявляется «коварство» журналистского документализма. Случается, самый безобидный эпитет способен испортить настроение. Вот прочли о доярке ее подруги, что у той «ямочки на щеках» или «лучистые глаза», и прозвище готово. И начинают, шутя, обыгрывать штришок, выпяченный журналистом. Кому-то, возможно, выпадет на долю милое прозвище, а кто-то от журналистских выспренних эпитетов готов сквозь землю провалиться, лишь бы их не слышать. И что удивляться, если надолго поселится в таком человеке настороженность к журналистам.
Требования документализма для одних пишущих людей обуза, для других опора и вдохновение. Первых, как видно, больше влечет беллетристика, творческая раскованность художественной фантазии. Вторые до конца своих дней преданы невыдуманной жизни невыдуманных героев.
Б. Окуджава сказал о себе: «Я много лет проработал в газете, но ушел из нее, ибо самым трудным для меня было описание того, что вижу в данный момент». Впечатления выплескивались за грани оперативной документальности, вели к другому типу творчества.
Очень похоже говорил о своем пути от журналистской деятельности к писательской талантливый современный прозаик В. Распутин: «…От фактографического очерка я переходил к рассказу. К увиденному и услышанному журналистом я стал как бы добавлять „от себя“. Переплавка впечатлений в собственно художественные формы стала на определенном этапе развития таланта творческой необходимостью».
Американский писатель А. Хейли в интервью корреспонденту «Литературной газеты» высказался предельно категорично: «По-моему, из журналистов редко получаются хорошие писатели — мешает привычка писать быстро».
Между документально-журналистским и беллетристическим, собственно «писательским» талантом, конечно, более сложные взаимоотношения. Многие писатели выступают в периодической печати. Но вовсе не каждому журналисту «на роду уготована» писательская стезя. Обманчивые представления о полном сходстве этих различных занятий нередко сбивают с толку, рождают неверный выбор профессии и судьбы.
Ленинградские социологи провели опрос среди журналистов города и области. Они попросили высказаться о мотивах выбора профессии и о том, что наиболее привлекательно в пей по прошествии времени. Четвертая часть опрошенных журналистов мотивы выбора своей профессии определила так: «увлечение литературой, мечта стать писателем». Самым привлекательным в процессе работы часть опрошенных считали «удовлетворение своих литературных интересов», около четверти заметили, что предпочли бы место журналиста поменять на место писателя.
Данные эти условны, но все же красноречивы. Они говорят об устойчивой тенденции: журналистика выглядит как бы преддверием «большого» писательского творчества — тем же, но в «сокращенном» варианте. Этот обманчивый «дорожный указатель» немало молодых людей направил на ложный путь. Свое решение стать журналистом они излагали примерно такими словами:
«По сочинениям в школе — „отлично“, в классной стенгазете участвовал, хотел бы вырасти в писателя — поэтому пока собираюсь поучиться „на журналистике“». А журналистика, как и любая профессия, не терпит людей, идущих к ней преднамеренно на «пока».
Необходимый залог мастерства — преданность ему.
Преданность, которая не отступит перед первыми препятствиями, не испугается острых зазубрин, оставляющих след в душе после первых неизбежных профессиональных неувязок. Очеркистка М. Чередниченко говорила по этому поводу на встрече со студентами-журналистами: сравнительно легко освоить внешний стиль профессионального поведения: манеру держаться, интонацию разговора, раскованную живость контактов… Все это необходимые «витки» на орбитах профессионального мастерства. И случается, с упоением вращаясь на них, молодой специалист не помышляет приблизиться к сердцевине.
Он может и на весь свой профессиональный век застрять на этих круговых орбитах. Чем ближе к сердцевине мастерства, тем неотступней то, что очеркистка назвала «творческим терзанием». Это погоня за ускользающей истиной в запутанных ситуациях, о которых предстоит писать, в хитросплетениях социальных проблем. Это боль за судьбы невыдуманных героев, это «муки слова» во имя самых точных и действенных выражений.