Человеку нужны и устойчивость, и продуктивность. Но они в полном объеме несовместимы. Пока еще он выбирает продуктивность, жертвуя стабильностью. А это очень опасно и уже не раз ввергало человечество в большие беды, разрушая экологический баланс и в конце концов лишая… продукции.
Выход есть, но требует постоянного компромисса. Не жадничать, не гнаться за наибольшим сиюминутным профитом. Мы сетовали на то, что популяцию бобров на лесной речке «запустили». Их надо было отлавливать тогда, когда продуктивность популяции была еще достаточно высока, а плотность населения не достигла опасных пределов. При таком подходе, сохранив стабильность, за длительное время можно было бы получить и больше продукции, чем при разовом изъятии максимальной биомассы.
В лесах необходимо переходить на выборочные и — в крайнем случае — сплошные узколесосечные рубки. Не сводить лес на тысячах гектаров, а рубить отдельные деревья или небольшие группы в возрасте хозяйственной спелости. Золотое время уже позади, биомасса велика, темпы роста очень низки, они расходуют продукцию преимущественно на поддержание своей жизнедеятельности. Убрав их, мы получаем пространство, в котором начинают быстро расти угнетенные прежде или новые растения. Продуктивность очень высока, мы как бы подстегнули ее. Таким образом мы будем систематически — а не один раз в сто лет! — получать определенную хозяйственную продукцию, повышать продуктивность сообщества и сохранять его устойчивость. Конечно, это технически сложно и дорого, большие капиталовложения окупятся не скоро. Но все-таки окупятся. Экологически же это единственный возможный путь эксплуатации лесов. И не случайно передовые лесохозяйственники выдвинули сейчас лозунг: «Даешь вечные леспромхозы!»
Вот к каким практическим выводам мы пришли, начав разговор о смене природных сообществ. Не кажется ли вам, что в экологии все больше проявляются черты «экономии природы»?
Биогеоценозы объединяет биосфера
— Прямая дорожка от биогеоценологии к «экономии природы»… Значит, наш путь закончен? Ведь любая наука чувствует удовлетворение, найдя возможность практического приложения своих теоретических изысканий.
— Мы поднялись лишь на третий этаж здания современной экологической науки. Остается четвертый, завершающий: учение о биосфере.
Если искать аналогии — а они, как известно, всегда приблизительны, — то биогеоценозы можно сравнить с большими домами. В них множество «квартир» — экологических ниш, занятых различными организмами. Входы в одни «квартиры» ведут прямо «с улицы», другие сгруппированы в секции, и попасть в них можно только через отдельные подъезды; здесь собраны группы видов со сходными требованиями к условиям жизни, хозяева с сожителями и т. д. Унылых типовых проектов нег, но все разнообразие вполне укладывается в какие-то отведенные природой рамки, поддается систематизации и классификации.
А почему бы не сравнить биогеоценозы с отдельными поселками и городами? У них своя длительная история, развитые в пространстве коммуникации, сложная внутренняя планировка, многоступенчатые связи. Это сравнение точнее еще и потому, что позволяет довести его до логического конца, более или менее соответствующего иерархии экологических систем. Как населенные пункты входят в состав государства (оставим в стороне областное территориальное деление, ссылка на него сделала бы аналогию слишком громоздкой), так и биогеоценозы объединяет «государство» — биосфера. Единственное на всей планете — государство Солнца…
Академик А. Ферсман так писал о своем учителе В. Вернадском: «Еще стоит передо мной его прекрасный образ, простой, спокойный, крупного мыслителя; прекрасные, то веселые, то задумчивые, но всегда лучистые его глаза; несколько быстрая нервная походка, красивая седая голова, облик человека редкой внутренней чистоты и красоты, которые скользили в каждом его слове, в каждом его движении, поступке». Это уже стало традицией. Ни одна научная работа в биосфере и природопользовании не обходится без упоминания имени академика В. Вернадского. Впрочем, почему «традиция»? В. Вернадскому воздают должное. Мы имеем здесь дело с не столь уж частым в науке случаем, когда почти сразу же после рождения учения оно неразрывно сливается с именем его творца.
Не Э. Геккель впервые использовал термин «экология», но именно он считается общепризнанным родоначальником экологической науки. Термин «биосфера» был предложен не В. Вернадским. В 1875 году его впервые употребил австрийский геолог Э. Зюсс. Формирование же зачатков учения о биосфере сам В. Вернадский приписывал французскому натуралисту Ж. Ламарку. Тем не менее драгоценный камешек помещен в диадему советского ученого.