в созерцании. Здесь он построил себе келью в некотором расстоянии, чтобы ему всецело погружаться в одном Боге, чрез умную молитву, и быть Им постоянно заняту, — т. е. чтобы, по урокам божественного своего наставника Арсения, беспрепятственно предаваться созерцанию. Итак, собирая внутрь себя все чувства, соединив ум с духом и пригвоздив его ко кресту Христову, он часто повторял: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!» — молился с умилением и сокрушением сердца, с воздыханиями из глубины души, и орошал землю теплыми слезами, текшими, как река, из очей его. И Господь не презрел такого его моления: «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 8:19), — но весьма скоро услышал его, ибо «воззваша праведнии и Господь услыша их» (Пс. 33:18). Посему разгоревшись душою и сердцем и, по действию Святаго Духа, изменившись благим и преславным изменением, увидел он, осияваемый божественною благодатию, что дом его был полон света. Исполнившись радости и неизреченного веселия, и изливая опять источники слез, он снедался божественною любовию. По истине на нем исполнилось самым делом отеческое то изречение: «дело видения — восхождение». И так как преподобный был превыше плоти и мира, то проникся весь божественною любовью, — и с того времени этот свет не переставал освещать его: «свет праведным всегда» (Притч. 13:9). Славный этот отец, на вопрос мой и соучеников моих о созерцании, отвечал, — говорит составитель жизнеописания святого Григория: «тот, кто возвышается к Богу, благодатию Святаго Духа, видит, как бы в зеркале, всю тварь световидною, — аще в теле, аще кроме тела, не вем (2 Кор. 12:2), по словам божественного Павла, — видит до тех пор, пока не встретится с каким–нибудь препятствием во время созерцания, заставляющим его прийти в самого себя». — «Однажды, видя его выходящим из своей кельи с радостным лицом, я, в простоте сердца, спросил его о причине такого явления. Приснопамятный этот муж, как чадолюбивый отец, отвечал мне так: «Душа, прилепившаяся к Богу и снедаемая любовию к Нему, восходит выше творения, живет выше видимых вещей и, наполнившись вся желанием Божиим, никак не может укрыться. Ведь, и Господь обещал ей, говоря: «Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве» (Мф. 6:6), и опять: «да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех» (Мф. 5:16); ибо тогда сердце прыгает и веселится, ум бывает весь в приятном волнении, лицо весело и радостно, — по словам мудрого: «сердцу веселящуся, лице цветет» (Притч. 15:13). Потом я снова спросил его: «божественнейший отче! объясни мне, по любви к истине, что такое душа, и как она созерцается святыми?» — «Выслушав мой вопрос, он ласково и, по обыкновению его, с некоторым понижением голоса отвечал мне так: «Возлюбленное чадо мое духовное! «высших себе не ищи, и крепльших себе не испытуй» (Сир. 3:21), — потому что ты, будучи еще младенцем, т. е. несовершенным, не можешь переварить твердейшую пищу, т. е. понять предметы, превышающие силы твои, — как и пища совершенных мужей не полезна нежным младенцам, нуждающимся в молоке». А я, припавши к ногам его и крепко ухватившись за них, еще настойчивее просил объяснить мне столь важный предмет. Согласившись на усиленную мою просьбу, он сказал мне кратко: «кто не увидит воскресения души своей, тот не может узнать в точности, что такое умная душа». Но я, обращаясь к нему с должным благоговением, снова предложил вопрос: «открой мне, отче, достиг ли ты в меру сего восхождения, — т. е. узнал ли, что такое умная душа?» — «Да», отвечал он мне с великим смирением. — «Ради любви Господней, научи же и меня этому», стал я после сего смиренно просить его: «это может принести душе моей великую пользу». Тогда божественный сей и по всему досточтимый муж, похвалив мое усердие, преподал мне следующее: «Когда душа употребляет все свое усердие и подвизается посредством деятельных добродетелей, при должном рассуждении, — тогда она низлагает все страсти, и подчиняет их себе. А если страсти покорены, — ее окружают естественные добродетели и следуют за ней, как тень за телом, — и не только следуют, но и учат ее, и наставляют тому, что выше естества, — учат как бы восхождению по духовной лествице. Когда же ум, благодатию Христовою, взойдет к тому, что выше естества, тогда, просвещаемый сиянием Святаго Духа, он простирается к ясному видению, — тогда, сделавшись выше самого себя, по мере данной ему от Бога благодати, весьма ясно и чисто видит сущности вещей, и уже совсем не так, как умствуют о том внешние мудрецы, кидающиеся только за тенью вещей, а не старающиеся, как должно, следовать существенному действию природы. Ведь и Божественное Писание говорит: «осуетилось несмысленное их сердце, и глаголющеся быти мудри, объюродеша» (Рим. 1:21, 22, 23). Потом душа, принявшая обручение и благодать Святаго Духа, по причине множества видений, какие она видит, мало–помалу оставляет прежние, и переходит к высшим и божественнейшим, — как говорит Апостол Павел: задняя забывая, в предняя же простираяся (Фил. 3:13), и таким образом поистине отбрасывает всякую боязнь и страх, и, прилепившись любовью к Жениху Христу, видит, что природные ее помыслы совершенно умолкают и, по писанию святых отец, остаются позади. Достигнув безвидной и неизглаголанной красоты, она теперь, осияваемая светлым сиянием и благодатию Святаго Духа, беседует только с Богом, а просветившись этим беспредельным светом, и имея стремление к одному Богу, она, по причине чудного и нового своего изменения, совсем уже не чувствует смиренного, земного и вещественного своего тела; ибо является чистою и светлою, без всякой примеси вещественного пристрастия, — является существом собственно умным, как был, до грехопадения, родоначальник наш Адам. Он сперва был покрыт благодатию беспредельного света, — а потом, по причине горького преступления, обнажился от светоносной этой славы». — Ко всему такому божественная сия глава присовокупила, что «человек, чрез трудолюбивое упражнение в умной молитве, достигший столь дивной высоты и увидевший чисто собственное свое устроение, в какое он пришел благодатию Христовою, уже видел и воскресение души своей, прежде чаемого общего воскресения, — так что душа, таким образом очистившаяся, может говорить с божественным Павлом: «аще в теле, аще кроме тела, не вем» (2 Кор. 12:2). Но, вместе с тем, она и недоумевает, и изумляется тому, и взывает с удивлением: «О глубина богатства, и премудрости и разума Божия! яко неиспытани судове Его, и неизследовани путие Его» (Рим. 11:33)». (Афонский Патерик т. 1, стр. 307–313).