Больше всего для приспособления этики стоиков к римским нравам сделал Панэтий, вошедший в кружок высшей римской аристократии, группировавшейся вокруг Сципиона Африканского Младшего20.
В самой общей форме можно сказать, что эволюция взглядов Средней Стои, по сравнению со Старой, больше всего проявилась в том, что был смягчен строгий ригористический идеал мудреца. Он был приспособлен и приближен к нормам житейской прикладной морали, более понятной для римлян. Сближая стоические концепции с устоявшейся в Риме системой ценностей, Панэтий признал наряду с самодовлеющей добродетелью мудреца ценность практических добродетелей. Как указывает Диоген Лаэртский, Панэтий говорил, что существуют две добродетели: теоретическая и практическая (Diog. Laert., VII, 92). Он подчеркивал свое предпочтение «практической жизни» по сравнению с «теоретической»21. Для римлян же, и в частности для Цицерона, само собой разумелось, что исследование истины («теория») никак не должно отвлекать от практических дел и обязанностей (Сiс., De offic., I, 6, 19) и правильнее всего занятиям теорией посвящать время, свободное от общественных обязанностей (otium) (Сiс., De rep., I, 9, 14). Панэтий, таким образом, сблизил стоическую добродетель и традиционную римскую добродетель гражданина (virtus)22.
Смягчение ригористического идеала мудреца сказывалось также и в том, что теперь между совершенным человеком (мудрецом) и глупцом ставится фигура человека «стремящегося», а между добродетельными и порочными действиями – надлежащий поступок (to Kathekon – иногда переводимое как «долг»). Он относится к категории «средних действий», которые в нравственном отношении совершенно индифферентны, но как действия «по природе» имеют определенную ценность. Эти «подобающие деяния», но Панэтию, являются обязанностью всех людей, в том числе и мудреца. Таким образом, понятие «подобающего» стало отождествляться с римским понятием «долга» (officium), а мудрец приблизился к римскому «доблестному мужу».
Это учение уже давало возможность отойти от философски сублимированного образа мудреца и выработать гораздо более реальный в римских условиях образ идеального гражданина (vir bonus), что и было сделано Цицероном в трактате «De officiis» на основе трансформированной Панэтием старостоической этики.23
Естественным будет вопрос, каким общественным и идеологическим потребностям отвечала эта новая идеология, представлявшая соединение стоических концепций и староримских традиций. Думается, что эта новая идеология была своего рода самооправданием римской аристократии периода поздней республики. Римская аристократия в это время нуждалась в иных основаниях своей этики, нежели простое следование древним традициям. Средняя Стоя давала им концепцию рационалистически обоснованную и соотнесенную с их чувствами и их пониманием места аристократии в обществе.
Римская аристократия прошла долгий и сложный путь развития. В форме сословия патрициев она господствовала в ранней республике, ожесточенно сопротивляясь попыткам плебеев получить равноправие. Примерно в начале III века происходит решительный перелом: плебеи получают полное равноправие, и на протяжении более полутора веков в Риме (несмотря на ряд сравнительно маловажных внутренних конфликтов) существует социальный мир. Аристократия, пополненная выходцами из выдающихся плебейских фамилий, сохраняет руководящее положение в государстве, поскольку Сенат играет важнейшую роль в определении общей политики Рима. Народные массы охотно признают преобладание сенатского сословия, поскольку политика, которая им проводится, отвечает и их интересам.
20
Об этом кружке см.: Трухина Н.Н. Политика и политики «золотого века» Римской республики. М., 1986, с. 115 – 167.
22
См.: Ошеров С. А. Сенека. От Рима к миру // Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Издание подготовил С. А. Ошеров. М., 1977, с.331.