был жутко образован. Более того, ему все это очень нравилось. Очень
умный, прекрасно начитанный.
Ю. К.: Про начитанность я бы хотел закончить. К семье потом вер-
немся. Мы не говорили о Мандельштаме и о Блоке почему-то не говори-
ли. М. Н.: Что еще надо сказать, очень интересная фигура Н. Заболоц-
кий, которого мы несколько смяли. Эта увлеченность материалистической
философией и философией вообще, которая была жутко неоднозначна, и
вообще, возможность осознать все умом и интеллектом вплоть до Бога,
было такой мощности, что практически все люди были в этом завязаны.
И вот вернемся к Заболоцкому. Эта философия была жутко неоднознач-
ной. Если познакомиться, системно почитать Циолоковского, Чижевско-
го – все это их пространство, где все мы живем: люди, звери, самолеты,
пароходы. Да, и Вернадский тоже… И это все необязательно гуманизм,
ибо кризис гуманизма тоже был. Еще у Платонова в «Ювенильном море»
все это слышно. Это как раз не преклонение перед человеком. И у Циол-
ковского ставка на то, что выживает сильный. Это все следствие увлечен-
ности материалистической наукой и философией: раз мир познаваем, то
он и переделается. Надо сказать, что все, что касается обэриутов, – это
все у них очень слышно. Поскольку, реальной жизни должно соответ-
ствовать реальное искусство. А жизнь в их понимании строилась именно
по этим законам. Так и у обэриутов, потому-то публика их не особенно
любила. У них была такая игра, игра в бисер. И у Заболоцкого тоже.
Ю. К.: Но он же шире этого.
М. Н.: Что ты, конечно. «По лугу шел красавец Соколов…» 21 – никто
никогда у нас не выставлял красавца-мужика в очках и с гитарой. А пе-
ред этим, когда появляется Лодейников, и начинается шевеление жуков
и трав, получается, что все эти жуки ударялись ему в грудь и падали,
21 Н. А. Заболоцкий. «Лодейников».
38
и Соколов шел по падали. Если взять раннюю поэзию Заболоцкого, он
уже тогда начал вписываться в мир этого безумного круговорота в при-
роде. И по сравнению с ранней поэзией, в конце он от этого научного,
от материалистического взгляда, начал отходить. Я бы так сказала, со-
всем отошел. И когда он говорит: «Да простит тебя бог, можжевело-
вый куст!» 22, непонятно, к какому он богу относится, обращается. И эта
огромность этого бога Вернадского, Чижевского, Циолковского, единство
пространства и живущих в нем сохраняется. Но заряд милосердия и вели-
кодушия гораздо больше, чем в молодом возрасте. Именно поэтому моло-
дой Заболоцкий гораздо меньше нравится читателю.
Ю. К.: Был гуманизм Пушкина, Толстого и Достоевского. Они раз-
ные, это три разных аспекта.
М. Н.: Там всюду есть совесть и справедливость.
Ю. К.: Богоискательство в себе, снаружи. Откуда взялись эти люди,
другой совершенно нравственности? Чижевский, Вернадский, Циолков-
ский…
М. Н.: Эти люди взялись вот откуда: как только начали появляться
социал-демократы, Белинский. Писарев, Чернышевский и так далее, как
только они были объявлены фигурами номер один, как только на похоро-
нах Чернышевского кричали даже: «Ты Пушкина выше», тогда это все и
началось.
Ю. К.: То есть прагматика победила? Прагматика революции.
М. Н.: Там есть еще один момент, на который практически никто не
обращает внимание. Если почитать П. Н. Милюкова «История русской
интеллигенции», там на примере Добролюбова и Белинского становится
видна умалчиваемая сторона. Нам из них сделали героев. Просто-таки
люди из кованой стали. Если читать Милюкова, я не говорю, что он сни-
мает с них героический пафос, но там есть момент, которого нельзя не
заметить, это момент некоторой обиды. Момент некоторой человеческой
недостаточности, которую эти люди поначалу испытывали рядом с людь-
ми другого ранга. С такими как, скажем, Жуковский, Пушкин. Испыты-
вали, несомненно.
Ю. К.: Некоторую второсортность? По-другому не скажешь.
М. Н.: Да, их не блистательность, их не светскость. Отсутствие
в них героизма в том плане, в котором он был присущ дворянству. Там
есть чудовищные эпизоды, когда молодой Белинский роняет фужер и об-
ливает белые панталоны чуть ли не Жуковскому. И в ужасе, не зная, что
делать, желает только убежать. И такое мучительство в общении с людь-
22 Н. А. Заболоцкий. «Можжевеловый куст».
39
ми было очень долго. Поэтому люди, которые стали верными революци-
онно-демократической среде, находили в этом исцеление, защиту, щит и
меч. Они находили свой первый сорт. Это просто ужасно.
Ю. К.: После революции все дворяне стали вообще пятым сортом.
И у Заболоцкого получается, что вот это есть результат метаморфозы, ме-
таморфозы, видимо, антропологической. Это ведь пошло все оттуда.
М. Н.: Тут есть немыслимо интересные вещи. Скажем, вот какие.
Ты посмотри, открой словарь: культура и этнография. Если мы берем
крестьянский двор, те обычаи, это будет этнография. А у Пушкина ника-
кой разницы – вот это культура. И когда я первый раз прочла сон Татьяны,
стояла свечкой несколько часов, когда там медведь и мост, потому мед-
ведь… знаешь, что такое медведь? Медведь со времени древних угров,
значит с доисторических времен, – это значимый сон, это секс-символ,
любовный символ. Это любовная связь. Любовник-жених. Волк – враг.
Когда он нам говорит « Татьяна, русская душою, любила русскую зиму»,
это мы все понимаем, это русская душа, природа. Пушкин, кроме того,
что он был культурным человеком, он был еще и человеком отзывчивым:
как только раскопали древние черепки, он уже отозвался. То есть на все
крупные культурные события он откликался тут же, ему они были жутко
интересны. А ты посмотри на «Маленькие трагедии», это же Испания.
Человек, когда это читает, он же это упускает. Медведь и медведь. И пуш-
кинская женщина во сне этот образ видит совершенно естественно. И у
Пушкина вся эта народность не в том, что герой в красной рубахе по
ярмарке ходит, а в том дело, что Пушкин разницы в этом не видит, сам
такой.Тут еще вот какой вопрос: как читать «Евгения Онегина»? «Евгений
Онегин» – это энциклопедия русской жизни. То, что это энциклопедия
русской жизни, прочитывают очень немногие. Чтобы понять, что это эн-
циклопедия русской жизни, нужно очень много прочесть. «Легко мазурку
танцевал и кланялся»… Мазурка – самый сложный танец светского бала.
Самые сложнейшие коленца. И далеко не все могли в нем отличиться. Ве-
зут ее на ярмарку невест. Семь суток ехали они. Семь и семь. Все понят-
но. Но дело в том, что частные лошади на всех станциях обслуживались
в последнюю очередь. И эта энциклопедичность, картина, сменяющая
картину, видна, только если я действительно все это знаю.
Ю. К.: А ты откуда это знаешь? Ты знаешь, просто потому что зна-
ешь, потому что начитана. А есть, скажем, у Лотмана огромный том ком-
ментариев, у Набокова тоже что-то.
М. Н.: Дуэли допустим… Ну, дуэлями я вообще очень давно интере-
суюсь, потому что дуэли – это ярчайшее проявление нашего националь-
40
ного характера. Мы сразу к высшему суду, к богу. Мы жуткие максимали-
сты, безбашенные. Еще одно, чтобы понять: я имею право судить Евгения
Онегина на дуэли, если знаю, что более жестокой дуэли, чем русская ду-