Выбрать главу

тали с ней месяца 2–2,5. Это было для меня самое напряженное и счаст-

ливое время – чистых двое суток звучания голоса Майи! Ее невероятная

эрудиция, необъемный кругозор, мудрость – завораживали меня и моих

помощников. Самые светлые 48 часов 2010 года…

В один из сеансов записи, когда Майя Петровна рассказывала о сво-

ем доме, о наших общих друзьях и знакомых, я вдруг впал в странное

состояние,  если  не  дежавю,  то  в  явно  ощутимое  движение  времени  –

во  «всевременье»:  я  смотрел  в  светлые  улыбающиеся  глаза  Майи  Ни-

кулиной  и  видел  зимнюю  ночь  начала  80-х.  Стояли  страшные  морозы

и невероятно густозвездные небеса. Мы сидели в кухне. Напиток исся-

кал, а разговору не было конца. Я вызвался сбегать. Не одеваясь, выско-

чил в чистый спирт нашей уральской стужи – и осознал, что не добегу

так, в пиджачке – зазноблюсь, заколею. Встал под балкон и прокричал:

«Майя! Майя! Майя!» Она поняла все без слов и сбросила с балкона мое

пальто, смахивающее на серую солдатскую шинелишку времен Великой,

Первой мировой войны. Пальто взлетело (как мне показалось – вверх),

расправилось, распахнулось – и начало медленно парить, опускаясь с не-

бес на мою заснеженную землю. Я смотрел на него, задрав голову – вдруг

ахнул: распахнувшаяся шинель моя на фоне густых и ярких звезд являла

собой очертания России – длинной от запада на восток и широкой с се-

вера на юг. Я обомлел: то ли Россия надвигалась, шла ко мне медленно и

величаво – прямо с небес, то ли я летел ей навстречу – в небо, откуда она

так важно опускалась. Часто вижу все это во сне и просыпаюсь от своего

крика «Майя!».

Мы часто говорим с Майей Никулиной о том, что жить нужно в де-

ревне (что я и делаю вот уже 3 года, деля неделю пополам – на город и

на Каменку). И здесь, особенно к зиме и зимой часто вспоминаю Майю и

звездное небо. Стужу и теплые глаза ее. Вот ей стихи.

Майе Никулиной

Зима в деревне холоднее:

В сугробах бездна, леденея,

Сухим огнем отражена.

Какая близкая она.

425

Живу в деревне – прямо в небе,

О Боге думаю, о хлебе.

И ангелы средь бела дня

С рябины смотрят на меня.

Все,  что  сделано  Майей  Никулиной,  значительно.  Весомо.  Всегда

чувствуешь и ощущаешь массу, энергию и значимость того, что сдела-

но поэтом. Другой вопрос, почему социальное время не принимает это

в себя все и сразу. Георгий Оболдуев, Аркадий Штейнберг, Юрий Белаш

да и совсем молодые и ушедшие рано Денис Новиков (поэт драгоценный)

и др., может быть, и не дождутся признания всеобщего – иные време-

на, иные способы чтения – просматривания с монитора и на мониторе.

Уверен, что каждый будет прочитан. Уверен, что стихи Майи Никулиной

рано или поздно будут приняты страной. Когда?..

Поэзия Майи Никулиной не современна. Современный – значит, на-

пичканный актуальной лексикой и стилистикой (жаргонизмы, вульгариз-

мы, матизмы, термины, лексика «третьего языка» (объединенного жарго-

на общего, молодежного и уголовного), – словом, все, что есть сегодня

в  стихах  постмодернистов,  иронистов  и  охальников  (Иртеньева,  Киби-

рова,  московской  стихотворческой  молодежи  и  покойного  Бродского,

норовившего оживить стихотворение лексикой «редкой», просторечной,

«народной» – «сочной», «актуальной», – вульгарной, то бишь пошлой).

Несовременный – значит, на все времена. Поэзия Майи Никулиной

в языковом отношении одновременно и экономна, и широка: преоблада-

ют опорные, базовые, ключевые слова, общеупотребительные, которые

обрастают именами (вот откуда название второй книги «Имена»); слово

Никулиной – это имя земли, имя души, имя неба, имя любви, имя смер-

ти, имя травы, имя моря, имя человека и зверя, имя корабля и дома, сада,

имена стихий, имя судьбы. Поэтическое имя Майи Никулиной – это знак

языка, речи, жизни, культуры и словесности, причем знак трехфункцио-

нальный: одновременно индексирующий (называющий и организующий

вокруг себя ряд имен), символический (образный, экспрессивный, кон-

нотативный) и иконический (запечатлевающий предмет навсегда). По-

этическое имя в стихах Майи Никулиной – это, что очень важно, знак

энергетический и светопорождающий. Поэтому смысл такого имени без-

мерен.

Темна душа. Но истина проста –

Сядь на траву, дыши ребенку в темя,

И свяжется разорванное время,

И вещи встанут на свои места.

426

И ты поймешь тоску оленьих глаз

И горечь осенеющей долины…

Но зрячий виноград так долго смотрит

В спину,

Что точно видит все вокруг и после нас.

Стихотворение  гениальное.  Шедевр.  И  одновременно  больше  и

меньше, чем шедевр: оно как сам воздух, земля и жизнь, оно нерукот-

ворно, оно естественно и природно. И если виноград долго смотрит тебе

в спину и видит все, что будет после тебя, то и длина двух последних

строк вытягивается душой и воздухом – до предела.

Душа, трава, ребенок, время, вещь, оленьи глаза (всего оленя из-за

очей  его  не  видно!),  горечь  осеннего  воздуха,  долина,  глаза  и  взгляд –

взор винограда – вот мир, вот вечность, в которых мы лишь преходящая,

но теплая, горячая, страстная и любящая часть.

Думаю,  что  главное  в  поэте,  в  его  таланте  –  интенция.  Интенция

душевная, рациональная, телесная, языковая, поэтическая, культурная –

предметная и онтологическая. Поэтическая интенция Майи Никулиной

созидательна. Майя преодолевает русскую всеобщую и проникновенную

неопределенность (плохой-хороший человек, добрый-злой, сильный-сла-

бый, красивый-ужасный и т. п.): интенционально она поглощает словом

и воспроизводит, творит мир не вширь (экзистенциальность), а вглубь и

ввысь. Это главное. И оно прочно закреплено в поэтике и в интонации

никулинской.

Обшарил и земли, и воды,

Лихую судьбу покорил,

Пришел – засмеялся у входа

И солнце собой заслонил.

Над маленькой ночью поднялся

И крикнул в ночное жилье:

– Я жизни когда-то боялся,

А ты не страшнее ее.

Ответить тебе не успела.

Ушла и оставила дверь

Открытой в иные пределы –

Иди, разбирайся теперь.

Вот отношение поэта с миром. Адресант – поэт. Адресат – некто

(друг, любовник, поэт). Другой вариант (более милый мне): поэт гово-

рит  с  собой  (как  Онегин  –  Ленский,  Печорин  –  Грушницкий).  Диалог

427

в монологе. Любое стихотворение Майи Никулиной многомерно в этом

отношении: диалог в монологе и наоборот, которые усиливаются стерео-

скопией символичности – индексированности – иконичности слова-име-

ни. Здесь главные имена таковы: земля, вода, судьба, солнце, ночь, жилье

(дом), жизнь, иные пределы (безмерность), действие (обшарил, покорил,

засмеялся, поднялся, крикнул; ответить, успеть, оставить, идти, разби-

раться). Крикнуть – вот главное; крикнуть себе (прежде всего) и миру:

Он  (Я)  идет  (иду)  к  тебе,  бескрайнему,  идет  (иду)  в  тебя,  в  твое  бес-

предельное.  (Когда  воспринимаю  это  стихотворение,  хочется  встать  и

идти,  разбираться.)  Побудительность,  императивность  изумительной

силы. Силы не разрушительной, но вновь созидающей новое (простите

за тавтологию).

Поэзия Майи Никулиной профетична. Все стихи Майи Никулиной

являются пророческими: кто знает прошлое и любит настоящее (и нена-

видит, и любит), тот видит будущее. Она и в жизни пророчица. И пророк.

Не буду это доказывать и иллюстрировать (есть случаи очень сложные и

серьезные), лишь вспомню нечто, связанное со мной (и незначительное,

но  показательное).  Я  защитил  кандидатскую,  когда  мне  было  36.  Все.

Я расслабился. Все. Хватит. Науки хватит. Сижу у Майи на кухне, бесе-