Я всегда этому учил, ссылаясь на Писание. Мир — не плох, он вышел из рук Божиих. Бог его создал, и посмотрел на него, и остался доволен.[2] Это мы, люди, портим и уродуем его грехом и неверностью. Поверьте, дети мои, если вы, живущие в мире, уклонитесь от честных будничных дел, то нарушите волю Божию, это уж точно.
Поймите, Бог призывает вас служить Ему в мирских, материальных делах, как бы из них, изнутри. Он ждет нас каждый день в лаборатории, в операционной, в казарме, на университетской кафедре, на фабрике, на заводе, в мастерской, в поле, в семье, словом — везде, где трудятся. Что-то есть божественное и сокровенное в самых простых вещах, и каждый из вас должен открыть это что-то…
Студентам и рабочим, которые собирались со мной в тридцатых годах, я говорил, что им надо овеществить свою духовную жизнь. Я хотел, чтобы они избежали соблазна двойной жизни, распространенного и тогда, и теперь: по одну сторону — жизнь внутренняя, связь с Богом, по другую, совсем отдельно — профессиональная, социальная, семейная, где толпятся и кишат мелкие земные дела.
Нет, дети мои! Мы так жить не можем! Мы — христиане, а не шизофреники. Жизнь — одна, ее мы и должны освятить, наполнить Богом и плоть, и дух. Невидимого Бога мы открываем в самых видимых, материальных вещах.
Другого пути нет, дети мои. Или мы научимся находить Бога в повседневной жизни, или вообще Его не найдем. Поэтому я и говорю вам, что теперь, в наши дни, надо вернуть высокое значение материи. Надо одухотворить самые мелкие и неприметные аспекты человеческой жизни, поставить на службу Царству Божию, сделать средством, которое поможет нам постоянно быть с Иисусом Христом.
Истинное христианство верит в телесное воскресение, а потому, вполне логично, всегда отвергало развоплощение, ничуть не боясь, что его обвинят в материализме. Мы вправе говорить о материализме христианском, который смело противостоит материализму бездуховному.
Что такое таинства (ранние христиане называли их следами Воплощения Слова), как не явственное свидетельство пути, который избрал Сам Бог, чтобы освящать нас и вести к небу? Со всей своей творческой и спасительной силой Он дарит нам Себя через материю, вещество. Что такое Евхаристия, которую мы сейчас совершим, если не драгоценное Тело и драгоценная Кровь нашего Спасителя, предложенные нам в смиренной материи мира, хлеба и вина, естественных составляющих, возделанных человеком, как напомнил нам последний Собор.[3]
Стоит ли удивляться, дети мои, что апостол писал: Все — ваше, вы же — Христовы, а Христос — Божий?[4] Вот оно, восходящее движение, которым Святой Дух, ниспосланный в наши сердца, хочет призвать нас отсюда ввысь, к Божией славе. А чтобы мы поняли, что в движение это входит все, даже самое будничное, апостол прибавил: Итак, едите ли, пьете ли, или что иное делаете, все делайте во славу Божию.[5]
В этом библейском учении — самая основа, самая суть того духа, которым живет Opus Dei. Вы должны очень хорошо работать, должны любить Бога и людей, вкладывая эту любовь в мелочи повседневной жизни, а в них — открывая то божественное начало, которое в них скрывается. Здесь очень подходят стихи Кастильского поэта: Пиши медленно, красиво. Делать хорошо — важнее, чем делать.[6]
Уверяю вас, дети мои, когда христианин делает с любовью самое ничтожное дело, дело это преисполняется славой Божией. Потому я и твержу, и вбиваю вам в голову, что христианин призван творить высокую поэзию из житейской прозы. Нам кажется, дети мои, что земля и небо смыкаются у горизонта, а они смыкаются у нас в сердце, когда мы освящаем будничную жизнь.
Освящайте будничную жизнь, — сказал я: в словах этих — целая программа христианской жизни. Оставьте мечтанья и вымыслы, оставьте то, что я обычно называю мистикой типа «Ах, если бы!..»: «Ах, если бы только я не женился!», «если бы имел другую профессию», «…был поздоровее», «…помоложе», «…постарше»… Трезво обратитесь к самому насущному, к самой очевидной реальности; где она, там и Господь. Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои, — сказал Воскресший Христос; — это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня.[7]
Многое в этом мире, где вы и живете, можно увидеть именно так. Подумаем, к примеру, о вашей гражданской ответственности. Человек, знающий, что Христа можно найти не только в храме, но и в мире, этот мир любит. Он старается получить хорошее образование, ему хочется стать ученым и умелым. Проблемы, возникающие вокруг него, он решает свободно, а решения, как всегда у христиан, обусловлены и собственными размышлениями, и смиренной покорностью воле Божьей, проявляющейся во всех событиях, важных и неважных.
Однако он никогда не подумает, тем более — не скажет, что спустился из храма в мир, чтобы возвестить волю Церкви, или что решения его — какие-то особенно католические. Вот это — клерикализм, вот это — церковничество, а главное — это насилие над самой природой вещей. Вы должны нести повсюду поистине мирское мышление, которое включает три непременных черты:
быть достаточно честными, чтобы брать ответственность только на себя;
быть достаточно христианскими, чтобы почитать братьев по вере, которые думают иначе, чем вы, о том, что подвластно спору;
быть достаточно католическими, чтобы не впутывать Церковь, нашу Матерь, в человеческие раздоры.
Само собой разумеется, что здесь, как и везде, вы программы не выполните, если у вас не будет всей той свободы, которая стоит на достоинстве человека, созданного по образу Божию. Церковь эту свободу признает, без нее не может быть христианской жизни. Но помните, дети мои, что я всегда имею в виду свободу ответственную.
Поймите меня правильно — я призываю вас осуществлять ваши права каждый день, а не в особых, исключительных случаях. Но я призываю и честно выполнять свои гражданские обязанности, везде, в политике и в делах финансовых, в университете и на службе, храбро принимая то, к чему приведут ваши свободные решения и ваша личная независимость. Это мирское мышление поможет вам избежать нетерпимости и фанатизма. Если же сказать то же самое «положительно» — он поможет жить в мире со всеми согражданами, мало того — пропитывать терпимостью и миром всю общественную жизнь.
Конечно, незачем напоминать вам то, что я повторяю много лет. Учение о христианской свободе, сосуществовании и понимании — исключительно важная часть той вести, которую несет Opus Dei. Надо ли снова говорить, что люди, стремящиеся служить Христу в Деле Божием — такие же граждане, как всякий другой, только они пытаются выполнять до конца свое христианское призвание, ощущая всю степень своей ответственности.
Ничто не отличает моих детей от их сограждан. С другой стороны, кроме веры, у них нет буквально ничего общего с членами монашеских орденов. Я люблю монахов, высоко почитаю их апостольское дело, их затворничество, их презрение к миру. Все это — иные свидетельства святости Церкви. Но Бог не дал мне монашеского призвания, и если бы я этого хотел, я бы нарушил Его волю. Никакая власть на земле не заставит меня постричься, как не заставит и жениться. Я — секулярный священник, священник Христа, пламенно любящий мир.
Кто пошел за Христом вместе с этим жалким грешником? Совсем немного священников, у которых были прежде мирские профессии. Много секулярных священников из разных епархий, со всего света, которые только укрепили свое повиновение епископам и любовь к работе, им порученной. Все они раскинули крестом руки, чтобы каждая душа могла найти приют в их сердце, и стоят вместе со мной, в самой гуще того озабоченного мира, который так сильно любят. Наконец, совсем уж много людей, которые вообще не священники. Они принадлежат к разным расам, говорят на разных языках, большей частью — состоят в браке, все где-нибудь работают, со своими согражданами они разделяют важнейшую обязанность — сделать этот, земной мир почеловечней и посправедливей. Работают они, скажу снова, очень ответственно, вместе с другими плечом к плечу встречают они успехи и неудачи своей благородной борьбы, пытаясь выполнить свой долг и осуществить свои права — и просто, естественно, совсем не считая, что делают что-то особенное. Не отделяясь от соратников, они, в то же время, стремятся обнаружить хотя бы отблеск Божией славы, сияющей сквозь обычную жизнь.