В силу этого основного права, священники свободно могут основывать общества или присоединяться к уже существующим, если речь идет об обществах, преследующих благие цели, не противоречащие достоинству священнослужителя и его пастырским обязательствам. И законность подобного права, и сфера его использования, когда дело касается секулярных священников, признаются без труда; нет здесь ни угрозы анархии, ни недомолвок, ни сомнений, если только иметь в виду различие между пастырскими обязанностями священника и его личной жизнью. Это различие обязательно существует, и необходимо его уважать.
Действительно, священнослужитель и, конкретно, священник, таинством рукоположения присоединенный к пресвитерскому чину, по божественному установлению становится сотрудником чина епископского. Если речь идет о епархиальных священниках, эта служебно-иерархическая функция, как это предписано общим правом Церкви, выражается в инкардинации. Таким образом, священник прикрепляется к одной из местных церквей и переходит под начало соответствующего Ординария. Эта иерархическая функция так же выражается в канонической миссии, т. е. в определенном служении, которое священник исполняет как член пресвитерия, возглавляемого епископом. Поэтому очевидно, что священник зависит от своего Ординария — и юридически, и через таинства Церкви — во всем том, что касается определения его конкретного пастырского служения, дисциплинарных указаний и директив в области доктрины; его необходимого финансового вознаграждения, пастырских и литургических распоряжений епископа, а также положений общего права Церкви касательно обязанностей и прав священнослужителя.
Наряду с этими необходимыми выражениями зависимости, с точки зрения юридической совмещающими послушание, стремление к единству и общению, которые каждый священник должен проявить по отношению к собственному Ординарию, — в жизни секулярного священника на законных основаниях присутствуют личная свобода, самостоятельность и ответственность. В этой области священник наделен теми же правами и обязанностями, что и все остальные члены Церкви. Его положение, таким образом, отличается и от юридического положения несовершеннолетнего и от положения монашествующего, который из-за своего сана отказывается от всех или некоторых из этих прав.
Поэтому секулярный священник, в рамках основных моральных законов и обязанностей, налагаемых на него саном, может принимать решения и располагать собой — независимым образом или сообща с другими — во всем том, что относится к личным, духовным, культурным и экономическим аспектам его жизни. Каждый свободен исходить из собственных пристрастий и способностей во всем, что касается получения культурных навыков и умений. Каждый свободен поддерживать такие отношения с людьми, какие хочет. Он может организовать жизнь, как ему угодно, лишь бы он не запускал свои священнические обязанности. Каждый свободен располагать своим личным добром, как ему подсказывает совесть. Тем более, каждый свободен в своей духовной жизни, в аскезе и делах благочестия следовать внушениям Духа Святого и выбирать среди множества дозволенных или рекомендованных Церковью путей те, которые представляются наиболее уместными в свете личной жизненной ситуации.
Именно о последнем пункте упоминает Второй Ватиканский Собор и следом за ним — папа Павел VI в своей последней Энциклике Sacerdotalis coelibatus, восхваляя и настоятельно рекомендуя общества, как епархиальные, так и межепархиальные, на уровне национальном или международном, которые, будучи признаны компетентными церковными властями, содействуют святости священника, в то время как он занимается осуществлением своей миссии. Существование подобных обществ, в самом деле, как я уже говорил, не подразумевает, и подразумевать не может, ограничение отношений единства и зависимости, объединяющие каждого священника с его епископом. Оно так же не подразумевает умаление братского единства со всеми членами пресвитерия или действенности пастырского служения в данной поместной Церкви.
Миссия мирян, согласно Второму Ватиканскому Собору, осуществляется в Церкви и в миру. В понимании того и другого часто отсутствует определенность. Как бы Вы объяснили миссию мирян в Церкви и их дело в миру?
Я считаю, что эти две миссии не должны разделяться, они слиты, ибо особое участие мирянина в апостольском служении Церкви выражается именно в освящении изнутри — ab intra — непосредственным образом и напрямик — мирских реалий, устройства жизни, мироздания.
Дело в том, что помимо этой особенной миссии, у мирянина есть еще — как и у духовенства, и у монашествующих — целый ряд прав, обязанностей и наиважнейших полномочий, которые соответствуют его юридическому положению верного. По логике вещей, они осуществляются именно в церковной общине: это ревностное участие в Божественной Литургии, право непосредственно содействовать апостольскому служению церковной иерархии или давать советы епископам, когда они об этом просят.
Эти две миссии, из которых первая характерна именно для мирянина, призванного освящать мир изнутри, а вторая — общая и единая для всех верующих, которую надлежит ему выполнять, как верному Церкви — нельзя назвать противоположными, они скорее налагаются друг на друга; они не противоречат друг другу, а взаимно друг друга дополняют. Выделять только характерную для мирянина миссию, забывая, таким образом, о его единовременном долге верного, значило бы проделывать нечто, не имеющее никакого смысла; это то же самое, что представлять себе цветущую зеленую ветку, растущую саму по себе, без ствола. Забыть же о миссии, характерной для мирянина, или уйти от понимания главных особенностей апостольства мирян и его значения для Церкви, означало бы умалить всю пышность Церковного древа, представив его неприглядным оголенным стволом.
Много лет подряд Вы повторяете, что призвание мирянина состоит из трех дел: «освящать работу, освящаться в работе и освящать других своей работой». Вы не могли бы рассказать подробнее о том, что значит для Вас освящать работу?
Нелегко объяснить это в двух словах, потому что это выражение включает основные понятия учения о Творении. Я учу, вот уже сорок лет, одному: каждую честную работу, интеллектуальную или физическую, христианин должен делать как можно совершеннее — по меркам человеческим (профессиональная компетентность) и по меркам христианским (из любви к Богу и во имя служения людям). Ведь сделанная таким образом работа, какой бы незначительной и ничтожной она ни казалась, помогает по-христиански упорядочить события и дела земной жизни — явить взорам их божественную сущность. Такая работа становится частью дивного процесса Творения и Искупления мира: человеческий труд возвышается и исполняется благодати, он освящается, становится делом Божиим, operatio Dei, opus Dei.
Напоминая христианам чудесные слова из книги Бытия, о том, что Бог создал человека для труда, мы размышляем над примером Христа, почти всю Свою земную жизнь проведшего в плотницкой мастерской за работой. Мы любим трудиться; ведь Он избрал труд Своим уделом, посвящал ему Свои часы и освятил его. Мы видим в труде — в благородных творческих усилиях — не только одну из высочайших ценностей земной жизни, не только средство, необходимое для общественного прогресса и установления справедливых отношений между людьми, — но так же знак Божией любви к Своим созданиям и любви человека к ближним и к Богу: путь к совершенству, способ достижения святости.
Поэтому единственная цель Opus Dei всегда заключалась в следующем: способствовать, чтобы в мире, в круговороте земных дел, были люди — мужчины и женщины самых разных национальностей и социального происхождения, которые стремятся любить Бога и служить Ему и своим ближним, исполняя повседневную работу.