Как-то я поехал лекции читать в Глазго и по пути на три дня остановился в Лондоне, в котором я на тот момент никогда не был. Поселился в гостинице на границе китайского квартала и Soho – это еще до того, как Soho стал приличным районом. Я опять был единственный белый во всем заведении… В номере у меня была только издевательская система с двумя кранами, а туалет и душ – на этаже. Я выходил из гостиницы и оказывался в китайском квартале – там запахи фантастические из ресторанов, а денег у меня не было… Потом приехала моя жена и мы с ней ели только бизнес-ленчи, да и особенно не ужинали. После шотландцы меня стали в гости приглашать и кое-как кормили. Я этого не забуду никогда. Так что радость, которую я испытываю от того, что у меня деньги есть, – она очень сильная… Это очень хорошо. Но сегодняшние рассказы о том, какими мы были бедными, – как кокетство…
– Да нет же, это как раз очень интересно!
– Да? Могу еще рассказать. У меня масса историй. Да вот поездка по Европе на тех же «Жигулях». Там такая штука вылетела – распределитель, что ли, – и машина не заводилась, трогалась только с толчка! И мы с женой ее толкали, я на ходу запрыгивал… Утром мы ее ставили так, чтоб она как бы вниз катилась немножко. Мы так проехали всю Европу – Францию, Италию… Поехали в Венецию, но не могли там жить, потому что денег не было. И мы жили с этой стороны, на материке. И каждый день на поезде ездили в Венецию. Но надо сказать, что ощущение Венеции у меня было никак не слабее, чем сейчас, когда я приезжаю туда и живу в центре города в хорошей гостинице… По-моему, Хемингуэй говорил, что в музей надо ходить голодным. В этом есть здравое зерно… Это был 1989 год, совсем недавно.
– А теперь в твоем распоряжении все удовольствия, какие можно получить за деньги. Уже не хватаешь сосиски на улице. А ешь – что?
– Да ничего особенного. Ничего такого фундаментального я про это не могу сказать. Вкусы ведь сформировались в той жизни. Я в свое время лекции читал в Оше, там на рынке ходил в ресторан, достаточно грязный – пиалу вытирали полой халата, но все водкой дезинфицировалось. А в Москве у меня самый любимый ресторан – «Белое солнце пустыни». Он отличается – но не фундаментально – от «Узбекистана» нашей юности. Для меня вкусней с тех пор ничего не существует, чем эти лагманы, чебуреки…
– А водку ты теперь какую пьешь?
– На «Русский стандарт» я не перешел, потому что я по-другому воспитывался, вкус у меня другой. Я пью «Долгорукий» или черный «Кристалл». Она меня вполне устраивает – более чем, более чем. Она соответствует моему представлению о водке.
– А вот Женя Киселев пьет только виски Single malt.
– Женя – богатый человек. Может себе позволить. Я, если честно, никогда на это внимания сильно не обращал – чего я там пью, ем… Мне это не очень важно. У меня жена занимается покупкой продуктов. Что купила, что в доме есть, то я и ем, то и пью.
– А вино какое ты пил самое лучшее? Типа Chateau Margaux 1942 года?
– Я не большой по винам специалист. Ну выпил и выпил.
– То есть нету больших понтов?
– Нету. Ну хорошее вино и хорошее…
– И что, не спрашиваешь даже, какое? Говоришь официанту: «А ну принесите красного».
– Ну уж не так – «дайте красного»… Такого уже давно нет. Я все-таки выбираю приличное вино. Если красное – то бордо в основном, но не старые года, а чтоб это было полегче, но и не прошлогоднее, конечно. Так – середина девяностых. Я могу тебе напомнить Пелевина фразу замечательную о том, что ничто так не выдает бедного человека, как умение хорошо разбираться в дорогих часах и автомобилях. Вино могу добавить в этот же ряд. Естественно, мы все выучили «Шато марго» или там «От брион» и берем эти вина. Белого несколько марок я выучил – пуйи-пуссе, пуйи-фюме, пюйини-монташе, сансер, и беру всегда эти вина. Может, такие люди и есть, кто глубоко разбирается в этом вопросе, я к ним не отношусь. Я, кстати, очень люблю итальянские вина. Да они и дешевле. Барбареско – замечательное вино…