– Я по первой профессии – переводчик. Нас после института призвали. Распределение было простое, на выбор: либо в Эфиопию, либо на самолеты. Сидеть в Африке на одном месте – эта идея мне не нравилась. Да и не хотелось мне из России уезжать. А поскольку на самолет слепых не берут, я выучил таблицу наизусть: МНК, ЫМБШ… И так полтора года летал.
Свердловск – Горький – Манчестер– А ты знаешь, что я еще в Англии учился? Я поступил в институт в Нижнем, Горький тогда был, и оттуда по обмену ездил в Манчестер. Три месяца, даже больше – семестр я там проучился. В 80-м году я приехал в Англию – представляешь, что это было такое? Тогда, в советское время? Мне там просто голову снесло. В Лондоне я прожил две недели… Жил там у Гарри Глиттора – помнишь, был такой рок-н-ролльный певец? Ну, Элвис Пресли и Гарри Глиттор… Еще я там со скинхедами задружился. Время панков было тогда. Это настоящие такие крутые парни были. И вот мы с ними там рассекали…
Ты знаешь, я там понял, что такое эмиграция. Я в Манчестере видел учебник русского языка, и там такое: «Ваня проснулся утром в избе и спустился к завтраку». Понял, да, идею?
Самое было приятное, что мы существовали в Англии абсолютно автономно.
– А чего ты вообще пошел в этот институт?
– Меня туда мама отправила. Может, она хотела, чтоб я языки знал? Перспективно это было в то время, наверно, – она так думала. Я один сын, у меня дворовое воспитание, родителям некогда было меня воспитывать: мама – в институте физиотерапии, папа – главный редактор Свердловской киностудии. Я на самом деле маме благодарен: так, пинком под жопу, в 17 лет, взяла и выгнала в другой город, в общагу… Это очень правильно.
– Постой, так у тебя папаша – из кино? Так тебе туда прямая дорога была сразу!
– Папа у меня не из кино, а из комсомола вышел – номенклатурный работник. Родился он в селе Падуль Тюменской области, физкультурой занимался, потом пошел на Верхне-Исетский завод, комсоргом. Ну и потом постепенно стал делать карьеру… Он одно время был замом главного редактора Свердловской газеты «На смену!», а дядя Юра Мелентьев был главным редактором. Он потом был министром культуры, помнишь? У него была дача под Москвой, мы к нему ездили с папой, я учился в восьмом классе и думал, что вот это – круто. Я тогда даже решил – наверно, женюсь на его дочке…
Свое кино– И вдруг ты пошел в кино. Как так?
– Я кино очень любил всегда. И на третьем курсе первого института своего лингвистического понял, что буду работать в кино. Не важно кем, мне было все равно. Любой ценой – но в кино. Я очень это любил, я все время ходил смотрел фильмы… Так же как Сельянов, между прочим.
– И сейчас любишь?
– И сейчас люблю. Люблю!
– А как ты сценарии пишешь?
– Я вот хожу, думаю все время, примечаю, что и как… А потом сажусь – и очень быстро пишу. Вот некоторые люди, они головой думают. Для них важно – что, почему, кто что хотел сказать. А для меня это – последняя вещь. Для меня важно другое: хорошо – плохо, понравилось – не понравилось. Мне в этом смысле – легче. Интересно, что вот у буржуев, у этих мудаков (он имеет в виду иностранных кинематографистов. – И.С.), автор диалогов – это отдельно. Специального человека на это берут. А я всегда сам пишу.
– А снимаешь ты как?
– Вот буржуи, они все говорят артисту, когда дубль надо переснять: «Очень хорошо и гениально, но надо просто еще чуть лучше». А я когда «Войну» снимал, то сказал англичанину: «Это очень х…ево! Absolutely!» Я всегда так говорю, если дубль говно. (А больше, наверно, никто.) Так он сидел молчал, у него крышу снесло… А я с ним как обычно, как со всеми! Англичанин был потрясен совершенно. Дапкунайте его долго успокаивала, типа русские – они другие, у них все иначе…
Чужое кино– А как ты к Михалкову относишься?
– Это очень хороший режиссер. «Неоконченная пьеса для пианино» – это здорово. Когда я в Горьком учился, я раз шесть на него ходил.
– А чем тебе не нравится сериал «Менты»? Народ же любит. А для тебя это вроде критерий…
– Я вообще не люблю все, что снято на видео.
– А в чем, объясни, пожалуйста, принципиальное отличие видео от кино?
– Кино снимается на пленку. Пленка сделана из коров – из желатина. Это живая субстанция. Она сохраняет энергию, которую ты отдаешь. А цифра энергии не передает. «Кодак» специальных коров выращивает, особый сорт, из которого потом делают пленку. Вот я на ней и снимаю.
– Ты говорил, что Достоевского нельзя экранизировать, невозможно. А вот сняли же «Идиота». А?
– «Идиот» – это очень хорошо. «Идиота» я очень люблю, но я бы не смог это кино сделать. Надо быть отмороженным абсолютно, чтоб «Идиота» снять. Это – Бортко. Очень талантливый человек, без тормозов. Это лучшая роль Жени Миронова. Я позвонил и сказал ему это.
«Где родился, там и пригодился»