— Это невыносимо! Я тебя сейчас задушу!
— Ничем не могу помочь. Истина превыше всего. Остаток осени писатель проводит, как и его великие предшественники, в театральных премьерах, балах, званых вечерах, за картежным и биллиардным столом, а то и в простых задушевных пьянках. А между тем на смену зябкой сырости приходит здоровая, бодрящая русская зима. И это лучшая пора, чтобы выехать в загородный дом, омыться душой в нетронутой чистоте родной природы, задохнуться от сладчайшей свежести морозного воздуха, утонуть взглядом в бескрайних снежных просторах и насладиться их невероятной тишиной. А вечерком растопить баньку, отогреться в ее ласковом тепле и вернуться по скрипящему снегу под пологом звездной ночи в уже прогревшийся дом. Неспешно поужинать под рябиновую настойку, соленые грибочки и душистый шашлычок, а потом присесть у доброго старого камина с рюмкой ароматного глинтвейна в натруженной руке… А ты имей выдержку! И нечего тут стонать и сучить ножонками. Наберись сил, чтобы дослушать эту правдивую повесть до конца. Потому что долгая зима, завалы снега на улицах Москвы и унылая серость марта надоедают творческой натуре нашего героя, и он без раздумий принимает приглашение посетить столицу солнечной Грузии. Чтобы ощутить тепло первых апрельских лучей, вдохнуть аромат расцветающих садов, окунуться в атмосферу древней культуры и знаменитых грузинских застолий. А потом, вдоволь насладившись кавказским гостеприимством, возвращается в родные пенаты, отягощенный мешками орехов, сухофруктов и ящиками с пьянящими дарами виноградной лозы…
— Прекрати! Это можно слушать только под наркозом.
— Все-все! Операция прошла успешно. Хирургу нужен последний тампон, спирт и огурец. А пациента можно увозить.
— «Сестра, а можно в реанимацию? — Больной, не занимайтесь самолечением! Хирург сказал в морг — значит, в морг».
— Но это сказано не о нашем герое. Он бодр, энергичен и полон творческих планов. Суматошно-счастливый май, с буйством зелени, пенным цветением садов, волшебным ароматом черемухи и сирени пролетает совершенно незаметно, и снова возникает сладостно-мучительный вопрос: где провести лето? На уютной, но скучноватой даче или в веселом, но суетном доме творчества? А если в доме творчества, то где — в жарком Крыму или в комфортном Подмосковье? Можно и в Прибалтике, но там с погодой никогда не угадаешь.
— Мне бы эти мучения!
— Чтобы так жить, нужно иметь талант…
— Пролезать в теплые места? Теперь понятно, ради чего наш народный писатель так рвется в творческий союз.
Через неделю я встретил на лестнице подвыпившего Н. Рубинова. Как ни странно, народный писатель узнал меня и даже вспомнил свое обещание. К тому моменту читатели уже вернули ему часть романа. Эти потрепанные страницы, выдранные из общей тетради в клеточку и исписанные мелким, но четким почерком, автор вручил мне под торжественное обещание вернуть к выходным. Обстановка в его комнате была столь же спартанской, но мух было намного меньше, а на столе стояла не водка, а початая бутылка портвейна. От выпивки я отказался, пообещав зайти в субботу для более серьезного литературного разговора.
В тот же вечер я прочитал два десятка рукописных страниц знаменитого романа «Мальчишки». Возможно, мне достались не самые яркие фрагменты произведения, но сильного впечатления они на меня не произвели. Насколько помню, там было несколько диалогов примерно такого содержания:
«— Колька, на каток пойдешь?
— Пойду, только не сразу. Есть дела дома.
— А меня химичка грозилась вызвать. Надо почитать.
— А ты клюшку сделал?
— Сделал. Нужно только коньки подточить.
— А Витька пойдет?
— Пойдет, я с ним говорил.
— А Санек?
— Не знаю.
— Ну, ладно. Я его позову.
— И за Валеркой зайди». И так далее.
Как и многие непризнанные таланты, Н. Рубинов довольно часто закладывал за воротник. В субботу вечером, прихватив пару бутылок портвейна, я заглянул в уже знакомую комнату на третьем этаже. На этот раз Н. Рубинов был в мрачном расположении духа, и в ответ на мое приветствие буркнул что-то невнятное. Неужели я помешал творческому процессу? «Может, зайти в другой раз?» — спросил я, возвращая рукопись, но он, заметив в моих руках бутылки, сделал приглашающий жест. Суровость его взгляда смягчилась, и скоро мы уже поднимали стаканы под первый тост — разумеется, за литературу. За настоящую литературу, Литературу с большой буквы. Я признался писателю, что одним духом прочитал фрагменты его романа, и похвалил за жизненность образов и лаконичность изложения. А простота стиля, как известно, верный признак таланта. После этого наше общение стало совсем раскованным, пошли тосты за писательское мастерство, святой огонь вдохновения, художественную силу слова и прочие значимые аспекты литературного ремесла. Похоже, в рабочей среде общежития народному писателю не часто встречались собутыльники, способные на достойном уровне поддержать разговор о судьбах литературы в современном мире, поэтому я почувствовал его явное расположение. Подвыпивший Н. Рубинов даже поделился ближайшими творческими планами. Он собирался продолжить повествование о судьбах героев романа «Мальчишки» повестью под названием «Мужала молодость в дозорах» — о нелегкой службе в погранвойсках простого парня, нашего современника. О его физическом и нравственном взрослении, становлении и закалке характера.