Есть много книг, где написано, каким должен быть мужчина, что ему следует делать и что не следует. Но я не знаю книг, где было бы написано, кто такой мужчина. А в суете сует, считая нечто известным, мы забываем истинное значение изначальных понятий.
Несмотря на то что автор женщина, будем помнить слова Учителя:
«Благородный муж никого не возвышает за речи, но не отвергает и речей из-за того, кто их говорит».
«Лунь Юй» («Беседы и суждения»)
Конфуций
«Ши подошел к выходу из пещеры. Холодный фиолетовый свет дальних звезд встретил его - исцеляющий, возвращающий к жизни. Он четко увидел свою цель - спасти сына, спасти Бао от нападения Темурджина, если это возможно, увезти их подальше, может быть, в горы, чтобы никто не видел. Спасти им жизнь любой ценой, даже ценой своей жизни, ведь зачем ему быть императором, если не будет империи, а будет пустыня такая, как та, из которой пришло это огромное войско! У него появилась цель, он ожил, наполнился энергией, пробудился и бросился домой, чтобы поскорее увидеть свою жену и присутствовать при родах. Как там его жена, может быть, ее обижают, может быть, его позор лег на ее плечи? Он должен вернуться быстрее. Он - правитель, он - защитник своей жены и своего сына».
«Тайна летающей женщины, или Исповедь Старейшины Чая»
Лин Бао
Конфуций говорил: - Учитель - это тот, кто, изучая старое, умеет выводить из него новое.
Инициация первая
Минуло несколько лет с момента событий, описанных в первой книге.
Ши превратился в умудренного опытом правителя, фактического хозяина Поднебесной, несмотря на то что он был вторым сыном императора Гуанцзуна[1]. Его отец Гуанцзун, третий сын императора Сяоцзуна[2], отошел от дел и все свое время проводил в медитации и занятиях искусствами. Но однажды он попросил встречи с сыном. Он никогда не хотел быть императором, и только смерть его отца и стечение обстоятельств заставили его принять титул, который тяготил его и который он хотел передать своему сыну как можно раньше.
Ши после смерти Бао не хотел тратить время на дворцовые церемонии, желая больше времени посвящать сыну и фактическому управлению сложной ситуацией. Это было причиной, по которой он с осторожностью относился к официальным приглашениям отца. С волнением он вошел в чайную комнату.
Неторопливо скользили одежды Мастера гунфуча. Пела в сосудах вода, готовясь соединиться со спящими листьями чая, чтобы разбудить их ото сна и закружиться вместе с ними в сакральном танце.
Тонкие чашечки впитывали аромат божественного напитка, нехотя расставаясь с ним в ожидании следующего круга. Отец, император, и его сын, фактический правитель Поднебесной, сидели друг напротив друга.
Время остановилось для них.
Ши улыбнулся и вопросительно посмотрел на отца, с надеждой предполагая, что это всего лишь предлог для того, чтобы побыть вместе с сыном.
Но отец тоже улыбнулся в ответ и попросил Мастера гунфуча поставить третий прибор. Ши подал знак рукой, и на женской половине начался небольшой переполох: все бросились искать наследника, который, ничего не подозревая, сидел в саду в зарослях дерезы и отправлял себе в рот нежные оранжевые ягоды. Наследника наспех умыли, переодели и привели в залу для чайной церемонии.
Мыслями еще сидя в кустах с лакомыми ягодами, наследник пытался понять, почему его привели сюда и оставили одного стоять среди большой залы. Дед, умиленно взглянув на это создание, пригласил внука за стол. Мальчишка бойко и уверенно занял приготовленное для него место. Мастер гунфуча наполнил чашки. Дед взял свои чашечки,
и внук осторожно повторил за ним все движения. Сердце Ши наполнилось гордостью и невыразимой радостью.
Настанет день, - проговорил дед, обращаясь к Ши, - и твоя жизнь будет зависеть от него.
Ши захотелось обнять и взять на руки своего ребенка, но отныне этот малыш уже перестал быть ребенком. С этого момента он переходил на мужскую половину и должен был вызывать совсем другие чувства. Ши вспомнил себя в детстве, как он бегал по бесчисленным дорожкам в саду, как лазил на деревья, прятался в тени беседок. Однажды отец так же хотел его приласкать и обнять, но он вырвался и забился в угол его кабинета.
Однако сын Ши каким-то особым чутьем уловил это желание отца и сам, взобравшись к нему на колени, крепко обнял его за шею. Он был совсем другим, этот малыш. Он был открытым миру. Из груди Ши непроизвольно вырвался вздох. Это был вздох, сдерживающий готовые политься слезы. Ши прикрыл глаза, расслабил мышцы лица, чтобы остановить поток чувств, налетевший шальным ветром из далекого детства, и нежно обнял сына.