Тогда ум, как вы обнаружите, становится необычайно спокойным и тихим, и рассудок тоже. Мне интересно, доводилось ли вам когда-нибудь наблюдать свой рассудок в работе, осознавал ли когда-нибудь рассудок себя в действии! Если вы будете осознавать всё таким образом, без выбора, негативно, вы увидите, что рассудок постоянно болтает, разговаривает сам с собой или говорит о чём-то, накапливая знание и запасая его. Он всё время действует — действует сознательно, на верхних уровнях, но действует также и глубоко внутри, в снах в намёках, оттенках и переливах идей и тому подобном. Он постоянно движется, меняется, действует, никогда не бывает в покое. Но уму и рассудку необходимо быть полностью, абсолютно спокойными и безмолвными, свободными от противоречий и от конфликтов. Иначе проецирование иллюзий неизбежно. Но когда ум и рассудок абсолютно спокойны, без какого бы то ни было движения — когда все видения, влияния, иллюзии абсолютно исключены, — тогда, в этом безмолвии, эта целостность отправится в дальнейшее путешествие, чтобы воспринять то, что неизмеримо временем, что не имеет имени, вечное, постоянное.
Участник беседы: Не состоит ли вся проблема в устранении того, чего нет, для восприятия того, что есть?
Кришнамурти: Конечно, искать подтверждения довольно нелепо, позвольте мне сказать так. То, о чём мы говорим не нуждается в подтверждении. Либо это так — тогда всё в порядке; либо это не так — но и тогда тоже всё в порядке. Но вы не можете искать подтверждения у другого, вы должны всё выяснить сами.
Участник беседы: Является ли состояние ума, в котором нет вызова и отклика, тем же самым, что и медитация?
Кришнамурти: Я выразился очень точно, сказав, что медитации нет, если нет самопознания. Закладка правильного фундамента, что является медитацией, есть подлинная, реальная свобода от честолюбия, зависти, жадности и поклонения успеху. И если, заложив правильный фундамент, человек идёт дальше, глубже, тогда нет ни вызова, ни отклика. Но это долгий путь — не во времени, не в днях и годах, но в беспощадном самопознании.
Участник беседы: Не существует ли страха, который не являлся бы результатом мысли?
Кришнамурти: Мы говорили о том, что есть инстинктивный страх, физический страх. Когда вы встречаетесь со змеёй, или мимо вас с рёвом проносится автобус, вы отшатываетесь — и это является естественной, здоровой и нормальной самозащитой. Но любая форма психологической самозащиты ведёт к душевной болезни.
Участник беседы: Нет ли в умирании какого-то нового, иного бытия?
Кришнамурти: В умирании, как мы выяснили, исследуя его, нет становления и нет бытия. Это совсем другое состояние.
Участник беседы: Почему мы не пребываем всегда в этом удивительном состоянии?
Кришнамурти: Подлинным фактом является то, что вы в нём не находитесь. Всё, чем вы являетесь есть результат вашей обусловленности. Прийти к полному пониманию того, чем вы являетесь, — значит заложить правильное основание для дальнейших открытий.
Видите ли, я боюсь, что вы вовсе не слушали того, о чём мы говорили. Это последняя беседа, и будет жаль, если вы попытаетесь выбрать то, что вам подходит, и унести этот пепел с собой. Всё, что было сказано, от первой беседы до последней, представляет собой единое целое. Здесь не может быть какого-либо отбора или предпочтения. Вы должны взять всё или вообще ничего не брать. Но если вы заложили правильное основание, вы можете пойти очень далеко — но не в смысле времени, как я уже говорил, а в смысле сознания безмерного, которое не может быть выражено в словах, в красках или в мраморе. Без такого открытия ваша жизнь пуста, ограничена, лишена смысла.
24 сентября 1961
ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ КРИШНАМУРТИ
Записи 1 — 25 сентября 1961
С июня 1961 г. и до конца января 1962 г. Кришнамурти ежедневно делал записи в свои «Записные книжки». В начале сентября он переехал из Швейцарии в Париж, где провёл девять бесед, тексты которых опубликованы в этой книге. В данном приложении приведены сентябрьские записи из «Записных книжек Кришнамурти».
1 сентября
Снег в горах быстро таял, так как было много безоблачных дней и жаркое солнце; поток стал мутным, в нём было больше воды, он стал более шумным и бурным. За маленьким деревянным мостом, вверх по течению потока видна гора, удивительно изящная, отстранённая, с притягательной силой, её снега блистали в вечернем солнце. Она была прекрасна, обрамлённая деревьями по сторонам потока и быстротекущей водой; поразительно огромная, воспаряющая в небо, висящая в воздухе. И не только гора была прекрасна, но и вечерний свет, холмы и луга, деревья и поток. Внезапно вся земля с её тенями и миром стала интенсивной, такой живой и поглощающей. Она пробивалась через рассудок, подобно пламени, выжигая бесчувственность мысли. Небо, земля и тот, кто на них смотрит, — все оказывались захваченными этой интенсивностью, оставалось только пламя, ничего другого.
Медитация во время этой прогулки вдоль речки, по тропе, плавно извивающейся среди зелёных полей, объяснялась не безмолвием, не тем, что красота вечера поглотила все мысли; она продолжалась, невзирая на разговор. Ничто не могло помешать медитации; медитация продолжалась не бессознательно, не где-то в укромных уголках мозга и памяти, она была здесь, присутствуя, как вечерний свет среди деревьев. Медитация — не целенаправленное занятие, порождающее отвлечение и конфликт; это не найденная игрушка, которая поглотит все мысли, как бывает поглощён игрушкой ребёнок; это не повторение слова с целью успокоения ума. Медитация начинается с самопознания и выходит за пределы познания. Во время прогулки она шла, глубоко захватывая, волнуя и не двигаясь ни в каком направлении. Медитация происходила за пределами мысли, осознанной или скрытой, и видение выходило за пределы того, на что способна мысль.
Взгляд не ограничивается горой; в поле этого взгляда — окрестные дома, луга красивой формы, холмы и сами горы; когда вы ведёте автомобиль, вы смотрите довольно далеко вперёд, на три сотни ярдов или больше; этот взгляд включает в себя боковые дороги, тот припаркованный автомобиль, мальчика, переходящего дорогу, грузовик, едущий вам навстречу, но если бы вы смотрели только на автомобиль впереди себя, с вами произошёл бы несчастный случай. Взгляд вдаль включает в себя то, что близко, но взгляд на то, что близко не включает в себя отдалённого. Наша жизнь проходит в срочном и безотлагательном, в поверхностном. Жизнь в полноте уделяет внимание фрагменту, но фрагменту никогда не понять целого. Но это то, что мы всегда пытаемся делать: держимся за малое и, тем не менее, пытаемся охватить целое. Известное — всегда малое, это фрагмент; и с этим малым мы ищем неизвестное. Мы никогда не отпускаем малое, не выкидываем его из головы; в малом мы уверенны, в нём мы в безопасности, по крайней мере, мы так думаем. Но в действительности, мы никогда не можем быть уверенны ни в чём, кроме, вероятно поверхностных и механических вещей, — но даже и они подводят. Более или менее мы можем полагаться на внешние вещи, вроде поездов, использовать их в своих действиях и быть в них уверенными. Психологически же, внутренне, как бы их ни жаждали, нет уверенности, нет постоянства ни в наших отношениях, ни в наших убеждениях, ни в богах нашего ума. Интенсивная жажда уверенности, какого-либо постоянства и тот факт, что постоянства всё равно нет, — суть конфликта, иллюзии и реальности. Понять способность создавать иллюзию гораздо важнее, чем понять реальность. Способность порождать иллюзию должна полностью исчезнуть — и не ради достижения реальности; с фактом нечего торговаться. Реальность — не награда; ложное должно уйти не для того, чтобы достичь истинного, а потому, что оно ложное.
Это также не отречение, не отказ.