Об ударе, полученном отцом Серафимом от злобного духа
Один соседний крестьянин причинял весьма много огорчений отцу Серафиму, всячески стараясь вредить обители Дивеевской, так что я однажды сильно жаловался на него батюшке и просил его употребить против этого злого человека какие-нибудь крайние средства, чтобы отдалить его от обители. Отец Серафим приказал мне прийти к нему в келью вечером, а когда я пришел, он начал говорить мне так: «Об этом-то человеке, о котором ты говорил мне, и я скажу, что он зверообразный; но мы оставим его на волю Божию и Царицы Небесной, — Она над ним устроит»! И это действительно, сбылось в последствии. «А если ты хочешь удалить его теперь, то знай, что он может еще много зла сделать тебе и обители».
И после этих слов старец вдруг принял угрожающий вид и, всеми движениями как бы показывая себя вооруженным против кого-нибудь, сказал: «А когда против врага-то стоять, так уж стоять». И затем, приняв прежний, кроткий вид, открыл о себе дивную тайну, именно: как он узнал однажды, впрочем, не объясняя, по откровению ли или ему сказал кто-либо, что одна совершенно несчастная, потерянная душа была как бы в когтях у самого сатаны, но чем она согрешила старец также не объяснил, и когда он простер за нее моление к Спасителю и Божией Матери, видели ее потом, по милости Божией, летящую из когтей сатаны уже совершенно чистой голубицей; и как, наконец, полчище сатанинское, не стерпя потери своей, излило на него всю свою злобу. При этом старец как бы в удостоверение, расстегнул свою свитку и, взяв мою руку, дал мне осязать нанесенную ему язву, уже по его словам исцеленную. Я осязал ее и видел: она была на спине старца между лопатками, совершенно мягкая и походила на отвислый кусок мяса, величиной с гусиное яйцо. С этой язвой его и похоронили.
Дав мне видеть и осязать ее, старец еще прибавил, что боль от этой проказы так жестока, как бывает больно пальцу, когда его положишь на горящую свечу, и притом, если бы он горел, но не сгорал. «И если бы не Господь и Царица Небесная, — говорил старец, — исцелили меня, то никто не мог бы уже исцелить». Но дивной тайны врачевания он также не объяснил мне. Я уже не любопытствовал, а только дивился его дерзновению к Господу и Матери Божией: его вере и мужеству, с которыми он решился на такой необыкновенный подвиг, и как уже пораженный однажды врагом за свое спасительное о других дерзновение, снова готов был с таким же дерзновением воздевать руки к Спасителю о спасении других, не унывая ни на мгновение.
О видении отцом Серафимом Иисуса Христа в храме при Божественной литургии
В одно время сподобился я слышать от отца Серафима о том высоком видении Господа и Спаса нашего, о котором, равно как и о других благодатных тайнах, он сам рассказывал мне уже при конце своей жизни.
«В Бозе почившие отцы, — говорил мне старец, — батюшка строитель Пахомий и казначей Иосиф любили меня, убогого, и ни одной службы без меня не совершали, так что я везде бывал с ними. Однажды во время Божественной литургии, которую я служил вместе с отцом строителем Пахомием, возгласил я, убогий, в Царских вратах: «Господи, спаси благочестивые и услыши ны!» И едва обратился я к народу и навел на предстоящих орарем, говоря: «И во веки веков», как вдруг озарил меня дивный свет. Я взглянул на то сияние и увидел весь собор внезапно наполненным воями небесными и Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа солнцеобразного посреди их. Приблизившись к амвону и воздвигнув Пречистые руки Свои, Господь благословил служащих и предстоящих, а потом вступил в Святый местный образ Свой, что по правую сторону Царских врат, и в нем как бы остался».
Когда же я в удивлении, ужасе и душевном восторге спрашивал его о воинстве небесном, старец отвечал мне так: «Видал ли ты когда-нибудь вылетевшую из улья матку пчелиную и за ней последующих и окружающих ее безчисленных пчел: так-то и Христос Спаситель был окружен небесным воинством».