Вот и еще живой для нас пример из жизни великого во святых, светильника всем монашествующим, Пахомия Великого. Он находился в таком уединении, молчании и самоотвержении, что не хотел видеться с родной сестрой. Когда же эта сестра решилась идти по следам его и посвятить себя Богу, тогда он совершенно изменился в отношении к ней и не только начал заботиться о спасении души ее, но и с полным участием вошел в ее нужды телесные и приказал ей выстроить монастырь близ своего, так что одна река разделяла их.
В короткое время собралось к сестре Великого Пахомия множество иночествующих девиц, так что великий угодник Божий сам избрал для управления этой женской обителью из своего же монастыря старца и поручил ему иметь о ней совершенное попечение по правилам общежития. Итак, вот какая разница между нашей духовной жизнью и жизнью мирской: одна душа, посвятившая себя Господу, изменила правила такого великого светильника и через то подвигла его любовь на спасение многих душ. А сироты Дивеевские всегда находят у вас любовь и благопопечение о них. Вы питаете их пищей духовной и одеваете в брачную одежду чистоты и целомудрия, и через то обручаете их Жениху Небесному, Сладчайшему Иисусу Христу.
Неся крест по вашему наставлению, они идут спасительным путем к вечности и, сохраняя девственную чистоту, борются со страстями: зажигают свои сердечные светильники любовью Божественной и бдят в час полуночи, ожидая с мудрыми девами пришествия Женихова. Если Спаситель обещает дать награду и за чашу воды студеной, то какая награда будет вам, батюшка, за то, что вы спасете столько душ от потопа мирской суеты и приведете их в чертог Царя Небесного, Покровом Богоматери?
Когда я кончил свои слова, то отец Серафим, державший меня во все это время за руку и слушавший со вниманием, вдруг сделался как Ангел Божий и, в радостном духе взглянув на меня, сказал: «Во, во, радость моя, а мы с тобой все хромаем, как младенцы, а дороги-то нам нет никакой хромать, если мы все творим к славе Божией».
Когда он после того замолчал, я повторил ему еще слова святителя Христова Димитрия Ростовского, который совершенно уподобляет деву Ангелу по достоинству девства, чистоты духа и свободного служения Господу, выражаясь так: отними от Ангела крылья — он будет дева, дай деве крылья — она будет Ангел.
Выслушав это, отец Серафим еще с большим восторгом сказал: «Так вот какая радость, видишь ли, а мы с тобой хромаем, как младенцы, а дороги-то нет никакой нам хромать». И потом он вдруг обратился к западу и, подняв правую руку, указательным пальцем показал на одно огромное дерево — ель, которое во всей силе росло на открытом месте, совершенно отдельно от других дерев, и сказал: «Видишь ли ты это дерево?» Я отвечал ему: «Вижу, батюшка». «Мню, — сказал отец Серафим, — что оно пятьдесят лет растет; так мы помолим Господа, чтобы Он нам показал через это древо знамение: угодно ли Его благости, чтобы пеклись мы о сиротах Дивеевских. Если это угодно будет Господу, тогда оно и преклонится вот сюда, — и он показал перстом на западную сторону, — а если неугодно будет Ему, чтобы мы пеклись о них, тогда оно и будет стоять на своем месте, как есть в настоящем виде, ибо Бог волю боящихся Его творит и молитву их слушает. А уж мы сотворим, о чем говорили. Ты и убогий Серафим преклоним колена перед Господом, оно вот сюда и преклонится. — И он опять показал на ту же западную сторону: — Если же оно будет стоять, то мы должны в том увериться совершенно, что неугодно Господу, чтобы мы с тобой пеклись о них, и тогда мы во всем оставим их на волю Божию, в конец».
И потом, после непродолжительного безмолвия, он сказал с совершенным упованием и верой: «А о чем мы говорили, то сотворим; вот это древо сюда и переклонится», показывал опять по-прежнему на западную сторону и, обратясь ко мне, прибавил: «Ты теперь гряди с миром в свою келью, а о чем говорили, то сотворим, сотворим».
Затем он благословил меня и дал приложиться к медному своему распятию, которое всегда носил на себе до гроба. Я пал ему в ноги и просил его святых молитв в укрепление грешной души моей, чтобы всегда мне быть в мирном духе и не смущаться от скорби. Он еще раз благословил меня в путь и, отпуская, сказал: «Гряди с миром, а о чем говорили, то сотворим, сотворим. — И это повторил несколько раз: — Оно вот сюда и преклонится». Когда я уходил, он кланялся мне вслед и, благословляя мой путь, в то же время не переставал показывать перстом на древо и на западную сторону.