Тогда я со смирением упал ему в ноги и просил его открыть мне дивный свой подвиг. И он поведал мне так: «Когда я находился в уединении в пустыни, то обыкновенно вечером оставлял свою пустынную келью и по приходе к этому камню, по целой ночи, бдел на нем тысячу ночей. А по окончании ночи возвращался опять в свою пустынную келью и бдел в ней, по целому дню, на другом камне тысячу дней». Таким образом, по его словам, он совершил, при помощи Божией, этот подвиг злострадания и борьбы с духами злобы, торжествуя победу духа. Но по телу получил от этого подвига сильную боль в ногах, которые совершенно распухли, изгноились, и из них текла постоянно сукровица.
Я передал об этом дивном подвиге отца Серафима одному брату, а тот передал об этом другому, и таким образом узнала вся братия и потом все боголюбивые особы. Все они, посещая Саровскую пустынь и могилу отца Серафима, алчут также видеть и тот пустынный камень, на котором старец бдел тысячу ночей, и они проложили к нему такую дорогу, что теперь можно даже в экипаже проехать до него. Почти все посетители отбивают от него частички и по вере своей получают желаемое.
В Дивеевской обители также хранится часть этого камня в несколько пудов, как драгоценное сокровище, на память о великом отце и подвижнике. Другой же, малый камень, на котором старец бдел тысячу дней, весь находится в Дивеевской обители.
Один помещик рассказывал мне, что отец Серафим открыл ему и самую причину, по которой он бдел на этих камнях. Он был дважды избираем в почетное служение: в сан архимандрита и настоятеля, и всякий раз отказывался от падавшего на него жребия, убеждая других старцев взять на себя из послушания этот сан и обязанность; а сам всегда удалялся в любимую им пустыню на безмолвие. Тогда диавол за такое смиренномудрие старца вооружался на него с той же силой искушений, от которых пал великий во отцех Феофил, эконом Церкви Аданской в Киликии. В такой мысленной борьбе старец решился обратиться к помощи Божией и Пречистой его Матери, и на этих камнях стереть главу змия и разорвать все его сети и искушения, повергавшие его в уныние. «Феофил пал, — говорил старец помещику, — а я, при помощи Божией, устоял».
В воспоминание о великом подвижнике на тех местах, где находились камни, положены теперь другие, гораздо меньших размеров.
Предсказание отца Серафима о своей кончине
За год слишком до смерти отец Серафим начал прощаться со многими боголюбивыми посетителями, питавшими к нему любовь и веру, и говорил им: «Скоро двери убогого Серафима затворятся, и меня более не увидите». А некоторым он приказывал мне писать, чтобы они приехали проститься с ним; на письма же многих, просивших его спасительных советов и благословения приехать к нему, не распечатывая, давал нужные ответы и прибавлял, что он более не увидится с ними.
Мне же старец предсказал свою кончину следующим образом. В одно время случилось мне быть у него, по обыкновению часу в шестом пополудни, после вечерни. Отец Серафим имел такой обычай, что если желал усладить своего посетителя длинной беседой, то запирал всегда дверь свою на крючок, что сделал и на этот раз. В это время я проходил послушание канонарха, и блаженный старец направил свою беседу по роду моего послушания. Речь свою он начал вопросом: так ли я исполняю свою должность, как бы следовало?
Я думал, что он говорит о внешнем исполнении, и потому отвечал ему, что «стараюсь, батюшка, исполнять все, как следует». Но отец Серафим хотел, чтобы к внешнему присоединилось и внутреннее, духовное основание, потому что Господу не угодна одна наружность. Слово Божие учит, что «проклят всяк творяй дело Божие с небрежением».
Потом, как бы прикровенно, он начал обличать меня, говоря, что ведь есть такие, которые, кажется, хорошо читают, но не понимают смысла того, что читают; ведь многие есть и такие, которые говорят: «Мы были у обедни, или у заутрени, или у вечерни, и льстят себя надеждой, что они действительно были, а в самом-то деле, где скитался тогда ум их? Они телом только были в храме Божием. А мы, как монахи, должны наиболее внимать себе и стараться помнить, что перед нами Господь Сердцеведец и что мы стоим в храме, по слову пророка: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15, 8).
«Кто памятует, что нужно работать Господеви со страхом и радоваться Ему с трепетом, тот внимает всему, что поется или читается во время службы, особенно же, что читается из Священного Евангелия, которое есть пластырь на всякий струп греховный. Вот ты ведь был и у ранней обедни, а какие же там читались дневный Апостол и Евангелие?» Старец спрашивал почти всегда об этом, когда поучал других вниманию. Я же иногда мог отвечать ему, а иногда по невниманию делался совершенно безгласным. Тогда обыкновенно он сам говорил, что именно читалось, и объяснял то, а иногда толковал и всю Священную литургию, где особенное внимание обращал вот на эти многозначительные слова в Херувимской песни: «Всякое ныне житейское отложим попечение», или на слова в Символе веры: «Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века», или на другие, столь же важные слова, которыми он старался посеять в душах слушающих семена плодов духовных.