С собой взяли веревку с тройным крюком, пару длинных багров, лежащих сейчас на дне у борта, и пять плавательных поясов. Тулага оглянулся на украшенный деревянным серапионом нос ладьи, где виднелось несколько силуэтов, и вновь стал смотреть перед собой. Святилище приближалось, колонны вздымались все выше, нависая над лодкой вместе с крышей портика.
– Внутрь нам, – сказал Тулага. – Туда греби, Укуй.
Они проплыли между колонн. Сбоку, где постройка вплотную подходила к рифам, часть коралловой массы как бы въелась в гранит, срослась с ним, образовав сероватое дырчатое вещество. Миновав портик, лодка очутилась в начале большого зала цилиндрической формы. Облака здесь были очень спокойными, тихими. Впереди возвышалась широченная гранитная лестница, заканчивалась она горизонтальной площадкой под самым потолком далеко вверху.
– На крышу лезть? – спросил сидящий рядом Третаку.
– Нет, нам не туда надо. Дальше, под лестницу.
– Давай багор брать?.. – полувопросительно сказал туземец, и Гана кивнул.
– Но не ты с Ру-Охаем или Ахулоа, а мы с тобой вдвоем.
Укуй повел лодку вдоль лестницы. Позади наклонной громады обнаружились три проема без дверей, ведущие в глубь святилища.
– Нам в средний, – сказал Гана, припоминая объяснения Фавн Сива.
Баграми они стали отталкиваться от стен и дна, помогая гребцу вести посудину.
Теперь со всех сторон был светлый гранитный лабиринт, наполненный едва слышным шелестом эфирного пуха. Сквозь многочисленные проломы в крыше лучи светила проникали внутрь, было жарко. Третаку положил свой шест, теперь Укую помогал лишь Гана. Стоя коленями на передней банке, он отталкивался багром от пола и стен.
Все пятеро надели плавательные пояса. Лодка плыла мимо порталов, коридоров, комнат и лестниц, углубляясь в заброшенное святилище; двигаясь вдоль ряда колонн, миновала длинный неф, проскользнула под широкой аркой. Люди молчали: гулкая тишина рождала ощущение собственной незначительности пред торжественным гранитным величием высоких сводов.
– Долго еще? – негромко спросил Ахулоа сзади, и Тулага ответил:
– Нет, рядом.
Он сказал это наобум, потому что, как и остальные, никогда не бывал здесь. Но он не ошибся: вскоре лодка достигла просторного зала в форме конуса с усеченной вершиной. Высоко над облаками в наклонных стенах были узкие окна, почти щели; посередине зала из эфирного пуха торчала глыба. По ней медленно ползла прыгающая улитка со спиралевидной раковиной и мясистой пружинкой под розовым брюшком.
Они заплыли в самое сердце святилища, в центр его гранитного тела. Облака здесь были неподвижными – будто плотный слой ваты, уложенной между стенами. Ни единого звука не доносилось снаружи. Широкие веера света развернулись от окон-щелей к эфирной поверхности, мельчайшие пуховые пылинки лениво пролетали сквозь них.
– Стой! – велел Третаку, когда лодка вплыла в зал. Укуй положил весла на дно, выпрямился, вместе с остальными оглядывая полный теплого света зал.
– Алтарь, – негромко произнес Тулага, показывая багром вперед. Эхо подхватило голос, отражаясь от стен, но быстро увязло в облаках и смолкло. – Вроде колеса каменного. Лежит на трех столбах, те упираются в пол. Здесь глубоко – глубже, чем там, где мы плыли раньше. Пол ниже. Под алтарем между столбами стоит сундук. Я нырну.
Он привстал, но Третаку быстро сказал:
– Нет, стоя€, стоя€!
Гана вновь сел:
– Что?
Онолонки несколько мгновений думал, затем сказал:
– Нырнуть Ахулоа.
– Лад, – ответил тот.
Туземец разделся догола, оставив лишь плавательный пояс, выпрямился на носу рядом с Ганой и спросил, показывая на алтарь:
– Под тем, так?
– Так, – сказал Гана.
– Веревка там, цепа?
– Нет. Он просто стоит на полу зала в сетке. Не привязан и не прикован.
Ахулоа оттолкнулся, качнув лодку, и нырнул в облака.
Вновь воцарилась тишина, только Укуй часто постукивал костяшками пальцев по борту. Ожидание длилось долго; сначала Ру-Охай, самый молодой среди матросов, почти еще мальчишка, стал качаться на корме, то наклоняясь к облакам, будто пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь них, то выпрямляясь, а потом и Третаку беспокойно зашевелился рядом с Ганой.
– Где? – спросил он наконец.
Тулага развел руками.
– Почему взад не плыть? – продолжал допытываться онолонки. – Эй, Желтый Глаз! Где Ахулоа?!
Они сидели, всматриваясь в рыхлую ватную белизну вокруг алтаря.
– Не понимаю, – произнес Гана в конце концов. – Почему не возвращается? Если его там убило что-то, он должен был всплыть, он же в поясе. И кровь – пух бы покраснел.