– Нет, господин Бок, я как раз всё поняла, – раздражённо ответила Линда Бэкер, – прошу вас больше сюда не звонить, – и повесила трубку.
Михаэль выругался и плюнул со злости. Теперь каким-то образом придётся заходить сбоку, чтобы связаться с главой городского правительства. «Ну, что же, пусть это теперь делают специальные службы» – подумал он и, быстро найдя телефон управления санитарно-эпидемиологической службы Франкфурта, набрал номер. После непродолжительных гудков ему ответили:
– Санитарная служба Франкфурта, меня зовут Конрад Кляйн, слушаю вас, – бодро отрапортовал мужчина на том конце провода.
Михаэль поздоровался, повторил свои данные и суть вопроса, сославшись на срочность сообщения, и особо подчеркнул, что распространяющийся вирус крайне опасен и требуется оповещение всех служб города на всех возможных уровнях.
В санитарно-эпидемиологической службе с такими вещами не шутили. Эти люди сталкивались с очень разным по роду своей деятельности, поэтому Конрад Кляйн, даже не задавая дополнительных вопросов, моментально попросил паузу и пообещал перевести на главу СЭС напрямую.
– Господин Бок, только я сразу хочу вас предупредить, что руководитель СЭС – человек очень занятой, и часто может подолгу не отвечать. Пожалуйста, наберитесь терпения и повисите на проводе. Если связь оборвется, перезвоните мне ещё раз.
– Да, конечно. Благодарю вас, господин Кляйн, вы мне очень помогли, – Михаэль облегчённо выдохнул. Хотя бы здесь адекватные люди попались, понимающие всю серьёзность подобного рода сообщений.
Заиграла музыка, Михаэль ждал соединения. Чтобы зря время не терять, он поставил телефон на громкую связь, свернул окошко вызова и продолжил искать контакты служб и министерств в интернете, попутно переписывая номера телефонов в лежавший на столе блокнот.
Внезапно из зала, где работал его коллега, послышался шум, затем раздался грохот падающей металлической посуды для хирургических инструментов.
– Ульрих, чёрт тебя подери, – крикнул Михаэль, – можно потише? У меня крайне важный звонок.
В помещение заглянул охранник, услышав грохот из коридора, однако Михаэль покачал головой, показав что беспокоиться не о чем – банальная неосторожность растяпы-коллеги, уронившего инструменты на пол…
За несколько минут до этого, там же.
Патологоанатом Ульрих Майер закончил работу над историей болезни двух ночных пациентов, привезённых почти одновременно ещё в начале смены, а также подготовил шаблон по господину Левинсону, лежавшему на столе в метре от рабочего кресла. Его смена закончилась десять минут назад, однако Ульрих был из тех, кто очень тщательно делал свою работу и всегда доводил её до конца, и сейчас завершал все бумажные процедуры, стараясь ничего не упустить. Заниматься телом, скорее всего, будет уже дневная смена, и возможно даже не сегодня, но коллегам нужно подготовить базу и сделать это предполагалось очень тщательно.
Закончив все необходимые дела в части документов, патологоанатом навел порядок на рабочем месте, а затем пошел к специальному шкафчику, в котором лежали стопкой специальные герметичные мешки для тел. Один такой необходимо было пронумеровать в соответствии с номером, нанесенным на бирку, висящую на петле на большом пальце ноги. И в этот мешок будет помещено тело для транспортировки усопшего на Родину. Ульрих взял один мешок, закрыл дверь шкафчика и повернулся к столу. То, что он увидел, заставило сердце бешено колотиться и нырнуть куда-то вниз, а по спине пробежал холод: перед ним стоял мертвенно-бледный человек, тот самый пациент, привезённый рано утром, с полузакрытыми веками. От неожиданности Ульрих даже выронил пакет из рук и, попятившись, ударился спиной о металлическую дверь шкафчика. Заболело сердце.
Довольно быстро оправившись от страха, Ульрих поймал себя на мысли, что слава Богу, что пациенту не стали делать вскрытие – а то бы исполосовали живого человека, впавшего, видимо, в кому или летаргический сон, и на руках был бы уже гарантированный труп.
– Вы… Вы в порядке? Нам вас привезли, думая, что вы мертвы… констатировали смерть, понимаете? – Сам толком не осознавая, что говорит, затараторил Майер.
Собеседник ничего не ответил. Он стоял, словно приходя в себя после долгого сна, и покачивался. Затем веки открылись, и Ульрих Майер замер от изумления: на него будто смотрела кукла. Зрачки были сужены до состояния точки, глаза подернуты дымкой и будто бы покрыты масляной плёнкой, настолько безжизненными они казались. На Майера смотрел, не моргая, живой труп со стеклянным взором и совершенно каменным лицом.