— Эй, дружок, полегче! — Мэдди наклонилась к Петронелле, судорожно пытающейся снять свои серебряные браслеты, не испортив наманикюренные пальчики, и успокаивающе положила руку на предплечье политика. — Самым большим моим преступлением была привычка открывать пакеты с молоком с неправильной стороны.
— Расскажите нам, Мэдлин, — несчастный ведущий обращался к ней так, будто она была больна раком, и, судя по темпу его речи и артикуляции, больше всего от этой болезни пострадали ее уши. — Там у вас… действительно… так роскошно… как описано… в прессе?
— Я могу лишь сказать, что тюрьма — это единственное в мире место, где обязанность по уборке туалетов считается поощрением, — ответила Мэдди.
— Ты! — Когда Харриет наконец-то узнала бывшую подружку Алекса, на ее лице появилось выражение, схожее с выражением лица Дэвида Аттенбороу, увидевшего редкий вид навозного жука. — Я знаю эту заключенную! — взревела она. На шкале престижа левых либералов-интеллектуалов факт знакомства с заключенным приравнивался к соавторству с чернокожим. — Она виновна лишь в том, что родилась женщиной!
На коленях у Петронеллы оказалась стопка блестящих серебряных колец. Она аккуратно переложила их на ковер между собой и Мэдди, которая, не тратя времени даром, ногой придвинула их ближе к себе. Воспользовавшись тем, что она была прикрыта модульными декорациями, Мэдди быстренько рассовала цацки по карманам своих брюк.
— Эта молодая женщина никогда не станет делать что-либо противозаконное.
Ведущий ток-шоу протер лоб платком, на котором тут же осталась яркое пятно тонального крема. Мэдди бросила быстрый взгляд в сторону. Интересно, это у него автозагар или ржавчина?
— Неужели вас не настораживает тот факт, что за одни и те же преступления женщин гораздо чаще сажают за решетку, чем мужчин? — спросил он Министра Сострадания. — Женщины попадают в тюрьму за воровство с прилавков, а выходят законченными наркоманками…
— Каким образом туда попадают наркотики? Вот что я хотел бы знать. В Алькатрас нельзя пронести контрабанду!
Петронелла обратила улыбку, которая приклеилась к ее лицу, в сторону Мэдди.
— Может быть, об этом нам расскажет наша заключенная?
— Что? А, я думаю, вам совершенно ни к чему об этом знать…
— Нет-нет! Мы хотим об этом услышать! — бросилась разубеждать ведущая.
Внимание всей студии сконцентрировалось на Мэдди.
— Ну что ж, хорошо, — сказала она, пожав плечами. — В теле.
— В теле? — переспросила Петронелла со смехотворно торжественным выражением лица.
— Да. Можно спрятать все что угодно у себя в заднем проходе и так пронести через охрану. У одной женщины, которую я знаю, влагалище просто как волшебная сумка Мэри Поппинс. Она там может спрятать даже пианино.
В студии повисла тишина. Оба ведущих перешли на аварийную речевую модель.
— Э… — сказала Синди.
— Э… — отозвался Супермен.
У Мэдди возникло ощущение, что ей не дадут цукини в форме профиля принцессы Дианы.
— Всегда есть шанс умереть на сцене… — снова начала Петронелла, поддаваясь привычке отключать мозг в кризисных ситуациях. — Умереть на сцене, особенно…
Повинуясь указаниям помощника в анораке без рукавов, Супермен взял себя в руки и заполнил образовавшуюся паузу, зачитав по памяти содержание следующих выпусков программы. Дальше предполагалась история о трансвестите, который пошел в магазин вместе со своей женой, потом о том, как мать отбила дружка у своей дочери, о вампире, о двух женах, позволявших своим мужьям встречаться с другими женщинами, и прекрасном человеке, позировавшем для гей-журналов. Мэдди была поражена тем, каким хламом потчует телевидение умы своих зрителей. Шанель всего лишь продавала наркотики, и за это ей дали десять лет. Ведущие же ток-шоу занимали целый разворот в журнале «Хелло!». Синди продефилировала в другой конец их псевдогостиной, чтобы представить пародистку Кайли Миноуг.
Как только появилась псевдопевчая птичка, Анорак Без Рукавов зашипел на секцию, в которой сидели охранники, чтобы они сели на свои места. Мэдди заметила сотрудницу «группы 4» за кулисами рядом с узлами кабелей. Она со страхом и благоговением наблюдала за происходящим, загипнотизированная игрой разноцветных лучей, освещавших каучуковые груди псевдопоп-звезды. Она поднимала и опускала голову, стараясь увидеть как можно больше, от чего ее блестящие черные волосы, казалось, хлопали, как жучьи крылья, вокруг ее головы.
Охранница отвлеклась всего лишь на мгновение, но Мэдди решила, что ей этого хватит. Камера отъехала в сторону, временно скрыв ее из виду. Вот она, возможность. Это было похоже на незапланированную остановку поезда. Не оставалось времени ни на проверку расписания движения, ни на выяснение конечного пункта следования. Сейчас или никогда. Тихо и шустро, как рыбка, Мэдди скользнула в прохладную, жидкую тень.
К тому времени, как Супермен и Синди перешли к следующей части своего шоу уродов с вопросами, позаимствованными у Сократа: «Почему мужчины не довольствуются своими женами, а хотят других женщин?», Мэдди уже пробралась в гримерку с табличкой «Эстер Рантзен» и переоделась в твидовый костюм и светлый завитой парик. Став похожей на мериноса-альбиноса с двумя вьючными тюками на груди, она напихала в карманы максимально вместившееся туда количество ореховых батончиков с медом и миниатюрных шоколадок и выскочила в коридор. Окинув взглядом проход, она попыталась определить, в какую же сторону ей теперь двигаться. Сдержав свой страх, Мэдди заставила себя не бежать, а идти. У нее есть цель. Она пойдет к выходу через стойку администратора, а там — будь что будет.
Самое плохое в формуле «будь что будет» заключалось в определенной доле неизвестности. Стеклянная дверь за стойкой с тихим шипением открылась и отъехала в сторону. Жмурясь, как новорожденная мышь, Мэдди вышла на дневной свет. Она немедленно налетела на десяток или около того журналистов, упакованных в коричневые кожаные жилеты, как стадо антилоп гну, несущихся по автостоянке к Александру Дрейку. Ее сердце оборвалось и замерло. Вместе с ним и все ее тело. У нее затряслись ноги, будто она выполняла упражнения какой-нибудь Эль Макферсон, под видео, но без музыки.
Алекс выглядел расслабленным, его темные глаза блестели, а руки безвольно лежали на бедрах. Репортер из «Экспресс» потребовал объяснений, почему голосующий электорат должен доверять человеку, который зарабатывает себе на жизнь тем, что наблюдает за вылуплением комаров из личинок.
Расплачиваясь с водителем такси, Алекс рассмеялся сочным горловым смехом, который она так хорошо помнила. Когда он улыбался, его зубы просто светились.
Журналист «Дейли мейл» стал расспрашивать его о характере. «Да, с этим у него проблемы», — подумала Мэдди. Похоже, характер у этого субъекта просто отсутствует. Кто бы мог подумать, что самая большая радость в ее жизни обернется таким разочарованием?
Алекс продемонстрировал роскошную ленивую улыбку. Как раз когда он по-мальчишески ерошил волосы, его взгляд наткнулся на Мэдди. Сначала он посмотрел на нее так, как можно смотреть на входящих в закусочную незнакомцев в футболках с надписями вроде «Жизнь — сука» и с бензопилой в руках. Мэдди поразмыслила над тем, какой ей предоставился выбор. В этих обстоятельствах самое лучшее, что она может сделать, — это вымазать его фотогеничное лицо шоколадом. Смерть от «Тоблерона»! Эффектно.
К тому времени, как сотрудники «группы 4» обнаружили пропажу своей подопечной, Мэдди уже ехала на заднем сиденье такси, которое только что освободил Алекс, и просматривала содержимое сумочки Эстер. Она направлялась к станции метро «Уайт-Сити». Оттуда она поедет на Хаттон-Гарден, чтобы заложить браслеты Петронеллы.
Используя головы и плечи операторов и комедиантов, приглашенных для разогрева публики, сотрудница «группы 4» старалась подняться как можно выше, чтобы хоть что-то увидеть над головами людей. Таким образом национальное телевидение получило прекрасную возможность снять ее чулки с утягивающим эффектом. Голос продюсера поднялся до фальцета кастрата, тщетно взывая в пустоту: «Где она, мать вашу?» Над студией зазвучал отчаянный призыв одного слона, заблудившегося в джунглях, к другому: «Мэдлин Вулф!»