— В основном, задом наперед. А пастельные цвета для вас — яд.
— Где он? Я бы хотела его увидеть. Вы не будете против? — настаивала клиентка.
Джиллиан засветилась от гордости.
— Дорогая, разве За За Габор станет отвергать предложения руки и сердца! Нет ничего, что бы мне хотелось больше этого… разве что хороших продаж…
В улыбке женщины появилось облегчение, даже нежность.
— Мой ребенок так смешно ерзает на попе…
— Похоже, он просто умеет нащупывать почву любыми доступными способами! — поддержала беседу Джиллиан. Она вошла в детскую, вынула Джека из кроватки, не ведая о том, что жизнь скоро сыграет с ним ту же самую шутку.
— Можно я подержу его? — просила Холодное Лето густым, масляным голосом.
— Конечно, — согласилась Джиллиан, уже прикидывая в уме, на что потратит заработанные пятьдесят фунтов.
Ребенок радостно играл с кошачьим бантом, фривольно свисавшим с шеи женщины.
— Ради бога, Алекс! — в ужасе взмолилась Мэдди. — Девушка Из Прогноза?
— А что в этом, типа, плохого? — ощетинившись, потребовала ответа Петронелла.
— Да так, ничего. Просто уж лучше жениться на тележке из супермаркета. Она хотя бы знает, кто ее хозяин.
— Мы торопим события, — Петронелла запечатлела собственнический поцелуй на вспотевшем лбу Алекса. — Из-за ребенка.
Она с тем же успехом могла вытолкнуть Мэдди из самолета с чугунным парашютом.
— Что?
— Мы, ну вы понимаете, беременны… — И она похлопала себя по впалому животу.
— Сестра, — с деланным спокойствием обратилась Мэдди к медсестре. — Когда начнется операция по имплантации волос мистеру Дрейку, пожалуйста, выложите импланты в форме слова «ублюдок». А что же будет с Джеком? — взмолилась она.
Алекс посмотрел на Петронеллу, потом беспомощно взмахнул руками. Мэдди повернулась к Девушке Из Прогноза.
— Правда, странно? Мужчин среднего возраста внезапно одолевает неудержимая тяга к размножению! Он бросил свою жену ради меня. Бросил меня ради тебя. Готова поспорить, что через год ты уже будешь проверять его расческу в поисках волос, которые ему не принадлежат, и носить его вещи в химчистку, чтобы без свидетелей проверить содержимое его карманов, и читать его декларации, чтобы найти там такую формулировку трат, как «ужин на двоих».
— Я воспитан с представлениями о том, что брак — это священные узы, — возмутился Алекс, вытягивая губы, чтобы не испачкать их пеной для бритья. — Моя связь с тобой была помрачением рассудка. Взаимным помрачением рассудка. — Он задумался, подбирая правильные слова. — Лебединая песнь сексу.
— Да, а Джек стал нашим птенцом, — подхватила Мэдди.
Медсестра посмотрела на часы. Распахнула дверь и покатила кровать в сторону холла.
Мэдди схватилась за другой край кровати.
— Зачем ты это делаешь, Алекс?
— Чтобы остаться молодым, — сказал он с убежденностью политика.
Мэдди поняла, что он действительно мог стать хорошим политиком, потому что обладал неограниченной способностью к самообману.
Петронелла с раздражением рванула кровать вперед.
— Алекс, это кризис среднего возраста. Женщины в таком возрасте воруют в магазинах и испытывают приливы, — Мэдди снова дернула кровать на себя, скрипя подошвами обуви по линолеуму. — У мужчин другие симптомы: вступление в брак с нимфеткой, покупка «порше»…
— Ах, нимфетка! — Лицо Петронеллы исказил приступ ярости, как облачность на карте, которую она показывала в своих прогнозах. — Кто-нибудь, типа, вызовите охрану!
— Они так и рекламируют «порше», — продолжала Мэдди. — Мол, создан для того, чтобы провезти вас через кризис среднего возраста. Как новенького… и еще пластическая хирургия.
Алекс внезапно показался ей таким опустошенным и маленьким… Выражение его лица не отличалось от рыбьего, то есть головы того карпа, который лежал на куске льда в гастрономическом отделе универмага «Харродз». Гнев Мэдди превратился в какую-то абстрактную жалость. Она испытывала сентиментальную нежность к Алексу, похожую на чувства к Англии, запечатленной на почтовых открытках, ради которой она приехала сюда, чтобы убедиться в том, что ее такой больше не существует.
Кровать подъезжала к объявлению, которое Мэдди в ее состоянии показалось смешным. «Только для медицинского персонала. Дверь снабжена тревожной сигнализацией». Мэдди подумала: «Я тоже». Она схватила Алекса так крепко, что сквозь накрахмаленную ткань ощутила проступившие позвонки.
— Алекс! — умоляла она. — Не делай этого!
— Охрана! — разнесся крик по коридору.
— Алекс, ты мне нужен, — лились слова изо рта, напоминавшего раскрытую рану. — Пожалуйста, помоги мне.
Петронелла оттолкнула медсестру прочь и покатила Алекса навстречу его злой и неминуемой судьбе.
— Я прошу тебя только об одном: сделай ему обрезание, — сказал Алекс печальным, смиренным голосом. — В конце концов, я же был обрезан.
— Да, — мрачно согласилась Мэдди, — только после операции они выбросили не ту часть.
Она внезапно с прискорбием поняла, что Алекс оказался пустышкой. Но ее непреодолимо тянуло к нему, как астронавта затягивает в черную дыру.
Возле лифтов раздался шум. Мэдди сначала не узнала фигуру, вторгшуюся на территорию больницы, потому что она бежала. Единственное в этой жизни, за чем когда-либо бегала Джиллиан, — это репутация.
— Джек! — задыхаясь, кричала она, налетев на кровать Алекса, которая врезалась в тележку с лекарствами и обдала Петронеллу взрывом разноцветного конфетти из таблеток.
Внутри у Мэдди все сжалось и задрожало, когда она увидела пепельно-бледное лицо Джиллиан.
— Она забрала Джека!
Мэдди судорожно вдохнула, чувствуя, как в ее легкие входит пустота.
— Что? — она схватила Джиллиан за худенькие плечи. — Кто?
— Эдвина Хелпс.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Соединение
Наблюдайте за своим ребенком. Пусть он смотрит в ваши глаза и ничто из окружающего мира не сможет отвлечь вас друг от друга. Никогда не бросайте его в незнакомых ситуациях.
Пенелопа Лич. Снаряжение для ребенка.
31. Сборы на рассвете
Джиллиан несвойственным для нее папским жестом бросилась наземь и поцеловала мостовую рядом с аллеей в Сохо.
— Кто-нибудь, ущипните меня! Какое же это блаженство — вырваться из пригорода!
— Джиллиан, ради бога! — зашипела на нее Мэдди, натянутая как струна. Как только она потеряла Джека, все ее материнские инстинкты вернулись к ней с сокрушающей силой.
— Мэдди говорила, что ты любишь это место. — Пока Мэдди и Джиллиан играли в игру «найди полицейского», Мамаша Джой просовывала проволочную вешалку вдоль стекла с пассажирской стороны старой немощной машины Руперта Перегрина.
— Продавщица из магазина в Милтон-Кейнс спросила меня, не собираюсь ли я у них поселиться. А я ей говорю: «У вас манго бывает круглый год?» А она мне: «Манго?» А я ей: «Именно!»
Свет в офисе Перегрина на втором этаже погас как раз в тот момент, когда Мамаше Джой удалось подцепить замок на двери.
— Джиллиан! Садись!
Мэдди и Джиллиан скользнули в липкую темноту на тошнотворно грязные темные сиденья и замерли в ожидании звука поворачиваемого ключа в замке зажигания. Сарафанное радио разнесло последнюю новость о том, что одна из пожизненных заключенных в Холлоуэй забеременела и главным подозреваемым был Перегрин.
Когда адвокат втиснул в пространство между рулем и сиденьем свой живот, который можно было измерить только циклопическими величинами, машина резко осела налево. Копируя действие, так часто показываемое в бесконечных полицейских сериалах, Мэдди взяла в руки предмет, который адвокату должен был по ощущениям показаться пистолетом, а на самом деле был детской чашкой с носиком, и прижала его к основанию покрытого перхотью черепа Перегрина. Джиллиан наклонилась и выдернула ключи из замка зажигания.