В которой и сидели, набирая полную грудь воздуха.
— Наденьте темные очки, — сказал Рассел.
— Тут-то ни черта не видать, а на улице ночь! — раздался с заднего сиденья голос Кэри.
— Вот как? — спросил Рассел. — Может, на этот раз будем поспокойнее?
Мы услышали, как Эрик, подчиняясь приказу, нацепляет на свои очки темные линзы, которые мы подобрали для него в коробке из-под ботинок.
Кэри уже вдохнула поглубже, чтобы запротестовать, когда Зейн стал напяливать на нее огромные, как смотровое зеркало у глазного врача, очки, но передумала, учитывая четыре волшебных слова.
Хейли пошевелилась рядом со мной, ей ничего не приходилось повторять.
— У нас все тихо, — доложил Зейн сзади.
Я надвинул на глаза зеркальные очки-полусферы, как у робота.
И повернул ключ. Мотор «кэдди» ожил, заурчал.
— Давай, — сказал я.
Рассел нажал кнопку дистанционного открывания дверей на лобовом стекле.
Ворота гаража поднялись с надсадным лязгом и ворчанием, тьма стеной встала перед рычащей серебристой решеткой нашего «кэдди». Холодная пригородная ночь устремилась в гараж вместе с дрожащим светом уличных фонарей, разноцветными призраками с экрана соседского телевизора и мерцающими звездами.
— Поехали, — сказал Рассел.
41
На шестой день под прикрытием утреннего тумана сбежала Кэри.
С ревом пулей вылетев из гаража, мы сняли темные очки и, руководствуясь картой покойника, выехали на одну из дорог штата, где не было кордонов из патрульных машин и стальных парней в гражданской одежде, почему-то никогда не застегнутой. Мы старались держаться подальше от соединяющих штаты автострад, где осуществлялся контроль за движением. Заправились на какой-то семейной бензоколонке, явно живущей вчерашним днем и не оснащенной камерами слежения. И продолжали ехать по той же дороге, углублявшейся в пустынную местность под названием Пайн-Барренс.
Густой ночной туман клубился в конусах света наших фар. Шоссе простиралось перед нами прямое, как траектория пули. Других машин не встречалось. Все были немногословны. Никто не клевал носом в недрах огромного белого чудища.
Постепенно тьма блекла, уступая место рассеянному серому свету. Туман плавал между корявыми соснами, дубами и черными вишневыми деревьями, теснящимися вдоль обочины. Мы ехали в полутьме, отделявшей день от ночи, когда Зейн сказал:
— Остановись на минутку… приперло.
— Опять? — спросил Рассел.
— Слишком много кофе, — вздохнул Зейн. Потом признался: — И слишком долго едем.
— Ладно, — сказала Хейли. — Мне тоже не помешает.
Белый «кэдди» с усилием свернул с шоссе на ухабистую проселочную дорогу. Гравий захрустел под колесами. Мы остановились.
Пыль оседала за стеклами.
Плечи у меня жгло, позвоночник ныл от напряжения, правая нога болела. Я со стоном выбрался из машины. Все прочие тоже вышли поразмяться. Зейн помог скованной наручниками и связанной по рукам и ногам Кэри соскользнуть с заднего сиденья, опустил ее ноги в белых кроссовках покойника на дорожный гравий.
Тишина и покой лежали на всем, подобно бледному туману, скрывающему верхушки деревьев. Вдыхать прохладный воздух было приятно. Пахло хвоей и отсыревшей корой.
— Из-за этих деревьев я вижу только на тридцать-сорок футов, — пожаловался Рассел.
— Не волнуйся, — успокоил Зейн, — далеко не пойдем. Мы ж тут одни. Я мигом, — сказал он мне.
— Я пойду с тобой, — сказала Хейли.
— Придется тащиться вместе, — вступила Кэри. — Сдается мне, ребята, это последнее подходящее местечко, где вы мне разрешите это сделать.
— Я скоро приду, — сказал я.
Непроницаемое, как у игрока в покер, лицо Зейна не изменилось, когда я пожал плечами.
— Рассел, — произнес я, — ключи в зажигании.
— Мы с Эриком спокойны, — ответил Рассел. — Только давайте побыстрее и поехали отсюда.
Мы посмотрели на лес: чахлые деревца стайками росли на болотистой почве.
— Куда идти? — спросила Хейли.
— Не важно, — ответил я. — Тут везде лес, а пойдешь обратно — упрешься в дорогу.
Мы сошли с гравия на плотную сырую землю, устланную опавшими бурыми листьями и торчавшими из нее обломками скал. При каждом шаге от земли поднимались запахи жидкой грязи и гниющих ветвей. Пряди белого тумана обвивали наши лодыжки. Мы почти ничего не видели сквозь частокол стволов и неосязаемые стены серого тумана. Туман сгустился, поднимаясь от сырой земли до верхушек двадцатифутовых вечнозеленых сосен; облетевшие на зиму деревья скрывались в потоках белесоватой мглы. Где-то поверх этого облачного моря было чистое небо и восход.