— А как насчет денег? — Лицо Жюля, типичного ньюйоркца, сразу посуровело. — Оперативные фонды, — продолжал я. — Одежда. Пайки. Лекарства. Материально-техническое обеспечение, какое есть. Нам нужно…
— Все, — сказал Жюль. — Вот это, по крайней мере, честно.
Он вытащил из кармана брюк пачку банкнот.
— Я снял почти все средства на сегодняшние поминки. Тут должно оставаться примерно двести долларов. Завтра…
— Завтра будет завтра.
— Ладно… Сегодня, кто мог, сдавали деньги в мемориальный фонд. Ну, эти белые конверты в корзине там, на буфете. Я собирался учредить стипендию в его честь. Ребята из моей школы организовали у себя в «домашних комнатах» сбор средств.
— Стоп! — раздался за закрытой стеной кабинета голос доктора Йэрроу Кларк.
Эрик ворвался в самую середину нашего сборища, крепко ухватив за запястье женщину с серебристыми волосами.
— Не смейте причинять ей боль! — завопил Жюль, гоняясь за ними вокруг стола.
Выставив ладонь, Зейн по возможности мягко остановил его:
— Он не будет.
— Эрик! — заорал я. — Что ты делаешь?
Лицо его было искажено замешательством. Он выбежал из комнаты, мы бросились вслед за ним.
В столовую. Эрик отшвырнул доктора Йэрроу Зейну, который обнял ее за плечи, чтобы показать, что теперь все будет в порядке, что Эрику не нужно о ней больше заботиться.
Эрик обеими руками схватился за голову. Обозрел уставленный снедью стол. Повернулся к затянутой белой тряпкой стене над скатертью. Потом опустил взгляд на скатерть, где все еще лежали молоток, проволока и гвозди с большими шляпками, с помощью которых Жюль накрыл зеркало и вазу с красными розами.
— Что ты сказал ему? — спросила у меня Хейли.
Эрик сунул молоток за пояс, сдернул занавеску с зеркала.
— Что ты делаешь, Эрик? — заорал я.
— Да оставь ты его в покое, дружище, — сказал Рассел. — Видишь, человек не в себе.
Эрик схватил стоявшую на столе цилиндрическую стеклянную вазу, размахнулся, и красные розы вместе с водой перелетели через всю комнату.
— Круто! — восхитился Рассел.
Он помог Эрику обтереть вазу. Эрик проверил, что толще — дно вазы или боковые стенки — и представляет ли она из себя вогнутую или выпуклую линзу. Затем он сунул вазу мне и выбежал из комнаты.
Хейли не стала дожидаться моего кивка, чтобы тенью последовать за ним.
Доктор Кларк заметила:
— Он похож на взбесившегося робота.
— Верняк, — согласился мужчина, обнимавший ее за плечи.
Мы услышали, как кто-то шумит в кабинете Жюля. Затем стук шагов в нашем направлении.
Эрик вернулся, Хейли следовала за ним.
— У него резиновая лента и ножницы, — сообщила она нам.
Эрик склонился над столом, уставленным подносами с овощами, кусками грудинки и обглоданными костями индейки, на которые упала красная роза. Лицо его осветилось, и он промчался в распашные двери кухни.
Хейли бросилась за ним, но тут же отскочила обратно, когда Эрик вновь вбежал в столовую с мотком фольги.
Завернуть вазу в фольгу и обмотать резиновой лентой заняло у Эрика меньше минуты. После чего он протянул мне получившийся сверток.
Мы все внимательно следили, как он делает это.
Подобно виртуозу-фехтовальщику из самурайского фильма, снятому «рапидом», отражаясь в наших глазах и стеклянном прямоугольнике на скатерти, Эрик вытащил из-за пояса молоток, картинно занес его над головой и с беззвучным «кха!» обрушил свое оружие в центр ничем не прикрытого зеркала.
Звук удара заставил вздрогнуть стекла во всей квартире. Белая стена пошатнулась. Штукатурка дождем посыпалась на нас и на обеденный стол.
По стеклу, словно расходясь из центра, разбежалась паутина. То, что было ровным и слаженным отражением нас, теперь распалось на дюжины неровных, угловатых фрагментов. Наш образ распался, разлетелся на куски.
Гарвардский доктор медицинских и философских наук прошептала: «Боже правый!»
— Соседи должны были что-то почувствовать, — сказал Зейн.
— Да пошли они! — хмыкнул Рассел. — Жюль у нас исправный налогоплательщик.
Эрик хмуро посмотрел на мозаику мини-зеркал, свисавшую со стены над скатертью.
И снова со всех сил ударил по центру зеркала молотком.
Зеркальные осколки попадали со стены. Штукатурка сыпалась дождем. Пол был усыпан битым стеклом.
— Ладно, хватит, — сказал Рассел, — соседи могут разволноваться.
— Эрик, — позвал Зейн, — там за зеркалом никого нет, никто на нас не смотрит.
Эрик смерил взглядом куски зеркала, повисшие на стене. Он схватил уцелевший кусок, в котором отражался но пояс, и ринулся в гостиную, мы — за ним.