— Как же иначе?
— Но они волнуются. Не обо мне, а о том, какая здесь жизнь, здесь — за тридевять земель от дома…
Я зажег лампу над кроватью, и в падавшем на нее ярком свете Дерия поднялась, как львица.
— Это место, — сказала она, озираясь. — Твой друг…
— Он уехал на несколько недель.
— Выходит, это безопасный дом.
«Совпадение! Просто английская фигура речи! Не какой-то там шпионский жаргон!»
— Здесь мы можем чувствовать себя в безопасности, — ответил я. — Это…
— Наше место.
Она поцеловала меня. Поцелуй затянулся, она все шире открывала рот, чтобы усилить наслаждение, ее нога легко коснулась моих чресел. Я протянул руку вниз и, направляя ее бедра, попытался снова усадить сверху.
— Нет.
Ее шепот стал хриплым, соски отвердели.
Да, и мы повторили фокус с презервативом.
— Возьми меня сверху! — сказала она.
И я повиновался. Перенеся вес своего тела на упершуюся в матрас левую руку, правой я ласкал ее груди, целуя ее, шепча ее имя. Она обхватила меня широко раздвинутыми ногами, сомкнув их, пока я толчками, все глубже входил в нее.
Наш обман продлился пять дней.
Пять дней. Она давала уроки, я стучал молотком, мы обменивались рукопожатием в холле. Смеялись. Фото наблюдателя Особого отдела малайзийской полиции запечатлело меня стоящим на углу, в одиночестве, но не в силах сдержать усмешки.
Дерия заставляла меня не прерывать тренировок на школьной крыше: «Ты не должен забывать, кто ты». Насилие было ей отвратительно, и все же она вынудила меня показать ей приемы «янг» школы тай-ши, которые я предположительно приехал изучать в Малайзию, продемонстрировать основы кун-фу, разницу между японским каратэ и корейским тхе-квон-до. Я научил ее, как можно ответить на удар плохого парня, сломав ему руку, как оплеуха открытой ладонью без малейшего мышечного напряжения может привести к сотрясению мозга, как, сделав подножку, можно швырнуть нападающего на землю.
Одна подножка, один неверный шаг — и ты повержен.
На крыше Джулия и сфотографировала Дерию с развевающимися в плотном воздухе волосами.
Одну ночь мы провели в квартире, которую она делила с Шабаной и Джулией. Романтическая новизна, равно как и сознание — здесь так тихо! — улетучилась задолго до рассвета.
Одну — в моей квартирке, откуда я ежедневно ездил на автобусе, официально, чтобы «проверять почту своего хозяина», а на самом деле — чтобы приостановить настойчивые электронные послания из Лэнгли, требовавшие наглядного прогресса.
Остальные три ночи мы провели поближе к работе. В безопасном доме. Единственным желанием было оказаться здесь, наедине друг с другом, говорить без конца и любить друг друга в постели под световым окном. Ночи, замешенные на корице и меде.
На шестой день, когда я работал под навесом на крыше, зазвонил мой сотовый.
— Вэй! Ван хсень шен яо хун юй чи сэ ма? — произнес чей-то голос по-китайски.
— Простите, — ответил я. — Вы ошиблись номером.
И, нажав на кнопку, выключил мобильник. То, что какой-нибудь досужий человек, любящий совать нос не в свои дела, мог подслушать наш разговор, было не важно. «Ван» было место, а не имя, и ему была нужна вовсе не краска. Слово «хун» означало цвет: красный.
Я бросил работу и бегом спустился вниз, где Дерия с Джулией составляли черновик просьбы о гранте.
— Мне надо идти, — сказал я им. — Может, сегодня больше не вернусь.
Дерия поспешила за мной и нагнала у входной двери.
— Сегодня вечером приходи на наше место, — сказал я. — Код ты знаешь. И жди меня.
— Все в порядке?
Я пожал ей руку.
Через два квартала я увидел байкера, который хотел содрать круглую сумму с какого-то психованного американского туриста, которому кровь из носу надо было попасть в огромный, выстроенный в стиле ар-деко Центральный рынок недалеко от Чайна-тауна, вероятно, чтобы встретиться там с какой-нибудь высокой американкой. Я приклеился за разухабистым байкером, мчавшимся вопреки всем правилам дорожного движения, понимая, что еду навстречу кошмару.
Та ночь была целиком темно-синей, облака скрывали звезды. Туман плавал над лужами на дороге и тротуарах. Я стоял в тени на другой стороне улицы, напротив мастерской по ремонту телевизоров. В безопасном доме горели огни. Одна лампочка светилась на первом этаже, две — наверху, за задернутыми шторами. Там поджидала меня вся моя жизнь.
Почему я не сбежал? Почему решил перейти улицу?
Тяжелая дверь щелкнула замком за моей спиной.
Как ребенок, играющий в прятки, Дерия высунулась посмотреть, кто ждет ее внизу расшатанной лестницы. Увидев меня, она поспешила навстречу; синяя рубашка выбилась из черных, сидевших в обтяжку брюк; она была босиком.