– Берите три ящика консервов, галеты… Или вот что, зови кого-нибудь из своих, пусть этих посторожит, я сам посмотрю…
Вместе с Михаилом идем к телегам, по пути объясняю ему, какой спектакль должны сейчас разыграть перед гансами. Через несколько минут возвращаюсь обратно, чуть позже подбегает Чернов.
– Вашбродь, все сгрузили, как Вы и сказали! С остальным что делать?
– Мешки вспороть, крупу – ровным слоем по поляне. Пусть воробьи с синичками порадуются. Лошадей выпрячь, повозки облить керосином, и поджечь. – Краем глаза вижу, как чинуша ловит каждое наше слово. Вот и ладненько! – Обозников пока не развязывать. Еще не придумал, что с ними делать. И с этими – тоже.
О, краснощекость резко уменьшилась. Теперь рядышком сидят две бледных тени отца Гамлета, – финик якобы незаметно перевел фразу доктору. Ну, а теперь, – самое главное!
– Из медикаментов взять пару десятков бинтов, остальное – оставить здесь.
Михаил, изображая недоумение, вступает в спор:
– Вашбродь! Дык у меня же во взводе из двадцати – семеро ранетых! И трое – тяжко! Давайте все заберем, нам же по лесам еще неделю шастать!
Цальмайстер, делая вид, что любуется окружающим пейзажем, превратился в одно большое ухо. Ну, слушай, слушай…
– Чернов! Сам сказал, что раненых семеро. Это сейчас – три версты до лагеря. – Как бы автоматически машу рукой за спину, в сторону противоположную «стойбищу». – А потом уходить под Раву надо. Нам и их тащить, и весь этот груз? Не потянем… Все, делай, как сказал!
Деза ушла прямо в широко распахнутые уши! Теперь займемся финансовым вопросом. Желания тащить тяжелый железный ящик с собой нет абсолютно никакого. Но и оставлять здесь его тоже нельзя… Значит, придется помучиться.
– Залесски!. Я, конечно же, верю в вашу честность, но, кажется, слишком велико будет искушение присвоить деньги, списав это злодеяние на русских бандитов. Не пытайтесь лепетать что-то о мародерстве. Поскольку деньги еще не выданы на руки, они являются собственностью Германской империи, с коей моя страна находится в состоянии войны. Поэтому, я забираю ящик с собой. А для того, чтобы это действо ваше начальство не посчитало банальным разбоем, составим бумагу примерно следующего содержания: Я, представитель Российской Императорской армии такой-то, в присутствии цальмайстер-аспирантена Михеля Залесски и ассистенцарцта Йозефа Вальтрауба реквизировал деньги в сумме (прописью). Дата, наши подписи. И составить документ необходимо в двух экземплярах. Один – вам, один – мне. В этом случае, если мне будут предъявлены обвинения в криминальных действиях, я сумею оправдаться. Понятно? Вот и славно. Будьте добры, ключик… А эти ведомости можете оставит себе на память о нашей встрече.
На «финика» больно было смотреть, когда он корябал карандашом текст на обратной стороне одной из раздаточных ведомостей. На мордочке – вселенская скорбь и уныние, ручонки трясутся от жадности, но деваться некуда. Отдать такое богатство в алчные руки жестоких русских варваров!.. Ничего, сейчас мы тебе сейчас еще один сеанс шоковой терапии проведем!..
После написания «индульгенции» к нам подходит Чернов, невзначай так поигрывая ножом, и задает очень своевременный вопрос:
– Вашбродь, а с германцами что делать?
– А что нужно делать с солдатами противника? Которые не сдались в плен сами, а взяты «с бою»? А, унтер?
В этот момент прорывается просительный писк доктора, которому начфин нашептывает перевод разговора. Вот интересно, есть у него в роду одесские корни? На мордочке написано что-то типа: «Таки я вас умоляю, дайте мине сказать за эту тему!»:
– Герр лойтнант… Вы же обещали нас не убивать…
– Вальтрауб, я не собираюсь вас расстреливать.
– Я позволю себе попросить герра лойтнанта во имя христианского милосердия отпустить возниц вместе с нами… Они… Они не являются солдатами… Ну, в смысле, никогда не были на фронте, не стреляли в Ваших солдат… Им уже много лет, у них – семьи, дети… Не оставляйте их без кормильцев…
Да вижу я, что тут зольдатен только по названию. Мужики, которым уже за сорок, если с чем и умеют обращаться, так это с хомутом и вожжами. Но ты уговаривай, уговаривай меня, чтобы я проявил великодушие, а не кровожадность, присущую всем варварам.
– Герр лойтнант, Вы же незлой человек… Пожалели лошадей… Проявите благородство к этим пожилым мужчинам, у них – большие семьи, отпустите их с нами… Они будут молиться за Вас…
После минуты «тяжких» раздумий принимаю решение: