Лучше всех держался капитан. Бледный, ошеломленный, но сохраняющий спокойствие, достоинство и, видно по глазам, трезвый рассудок. Сразу все поняв, он медленно и аккуратно положил шашку на стол эфесом от себя. Грамотный!
Остальные находились в состоянии психологического нокаута, где-то на полпути между истерикой и обмороком. Граф даже не пытался подняться. Ну, пора и пообщаться…
– Бляйбэн штандхальтн! Капитулирн! (Оставайтесь на местах! Сдавайтесь!)
И персонально – графу:
– Штейт ауф! (Встать!)
– К-кто в-вы так-кие?.. Чт-то ва-вам н-надо?.. Ка-ка-к сюд-да п-по-опали? – У графа из-за трясущейся челюсти дикция сильно хромала, но общий смысл фраз был понятен.
– Исключительно из вежливости отвечу на ваши вопросы. Мы пришли за германскими офицерами и портфелем господина подполковника. А на вопрос «Кто мы такие?» можете ответить сами, вы же видите погоны.
– Майн гот… – побледнев, тихонько охнул подполковник, мешком оседая в кресло. Капитан решил проявить инициативу:
– Я – гауптман Генрих фон Штайнберг. С кем имею честь беседовать?
– Подпоручик Гуров Денис Анатольевич.
– Вы и Ваши люди – партизаны?
– В какой-то степени – да. Не будем сейчас вдаваться в тонкости нашей службы. Все, что вам необходимо знать – вы с подполковником взяты в плен. Обо всем остальном сможем поговорить чуть позже. А сейчас меня интересует только один вопрос – где портфель? И что в нем находится?
Колоть их надо сразу, чтобы не успели опомниться. Кажется, у Богомолова это называлось «моментом истины».
– А если мы откажемся отвечать? Согласно Конвенции мы можем сообщить только имя, звание и подразделение, где проходим службу.
Капитан, оказывается, не только самый храбрый, но и самый хитрый. Торговаться он еще со мной будет! Как говорил Киса Воробьянинов – «Я считаю этот торг неуместным!» И торговаться мы не будем…
– Мне нужен только один пленный. И он будет очень впечатлен геройской и мучительной кончиной своего коллеги от рук русских варваров. Мне все равно, будут на нем погоны гауптмана, или оберст-лейтенанта. Выбор за вами.
– А что будет со мной? – Польский аристократ довольно быстро пришел в себя, услышав начавшиеся торги.
– Вопрос не ко мне… – породистая сволочь при этих словах еще более приободрилась. – А к штабс-капитану, которого приводят в чувство на псарне.
Оп-па, а чего это мы так съежились? И взбледнулось их сиятельству совсем не по-детски. Ну, посиди, посиди, очухайся. Я же все понимаю, тонкая ранимая душа, тяжелые переживания, нечистая совесть, точнее – полное отсутствие таковой… А мы пока продолжим общение с геррами официрами:
– Повторяю свой вопрос – где портфель?! Чтобы вы не питали иллюзий, скажу сразу – все ваши люди блокированы, и на помощь прийти не смогут.
– Если я скажу Вам где портфель, Вы оставите мне жизнь? – Да, недолго аристократ переживаниями был занят. Сразу почуял, где можно гешефт сделать… Только вот глазки у него горят как-то нехорошо. Не иначе, пакость какую задумал. Ну, да и мы настороже будем, но показывать это не станем.
– Граф!!! Как Вы смеете?!! – Вот прорвало подполковника. – Этого никак нельзя делать!!!
И вскинулся бы, да пистолетный ствол, упертый в лоб, мешает. Как бы Егорка лишнюю дырку в немце не сделал.
Капитан тоже напрягся, но с места не двинулся. Понимает, что одно движение – и он превращается в труп. А раскраснелся-то как, хоть прикуривай. На груди из-под распахнутого халата виднеются два шрама в виде ромбиков. Наверное, дуэльные, от шпаги… На лице – ненависть и презрение… Пора продолжать спектакль.
– Если вы отдадите портфель, то еще немного поживете на этом свете. И молитесь каждый день, чтобы никогда больше со мной не встречаться.
– Идемте вон к той картине, – граф еще осторожно, но достаточно уверенно двинулся к портретам предков. – Там у меня потайной сейф.
Ну, пойдем, посмотрим. Заодно спровоцируем – пистолет в кобуру уберем. Подходим к стене, хозяин нажимает что-то снизу рамы, та откидывается на петлях в сторону, открывая доступ к небольшой металлической дверце, украшенной литыми завитушками с поворотным цифронабирателем, который напомнил сейф фон Борка из последней серии про Шерлока Холмса. Встаю за спиной, делаю вид, что смотрю в сторону стола. Щелчок замка, дверца с лязгом открывается, спина графа становится напряженной, он делает резкий разворот, в правой руке зажат револьвер. Моя правая рука уходит вниз по дуге, удар ребром ладони по запястью, железяка падает, рука возвращается и попадает снизу по челюсти. Ну, ты же не Цезарь, чтобы делать два дела одновременно. Если собрался стрелять – стреляй, зачем еще что-то говорить? Вот и прикусил свой язычок, правда, с моей помощью. И серьезно так прикусил, аж кровь на губах. А теперь и глазки закатывает, на ковер падает. Артист! Показываю рукой Митьке, чтоб связал сиятельного, сам возвращаюсь к столу.