Все, мысли кончились. А кончились потому, что «медсестричка» Дарья Александровна обратно идет и опять улыбается… Сейчас точно кошачью серенаду петь буду!.. М-р-р!!! М-я-я-у-у!!!
…Ну, вот и написали «шедевр». Теперь можно идти переписывать набело и отдавать… СТОЯТЬ!!!… Какое «отдавать»!.. Слоник КМБэшный!.. Ворона брезентовая!.. Конь педальный!.. В каком месте мозги живут?!.. Сейчас бы переписал и отдал… С орфографией конца XX века!.. И как мне сейчас все эти «яти» и «еры» писать?.. Стоп, кажется, знаю, кто мне может помочь!.. Зовем Дениса Первого!
«Прапорщик Гуров, подъем! …Денис, откликнись!»
«Что тебе еще от меня нужно?»
«Тут такое дело… Короче, мне нужно написать одну бумагу… По всем правилам вашего правописания».
«И ты хочешь, чтобы я тебе помогал после того, как ты меня загнал в самый дальний уголок мозга? Отнесся ко мне хуже, чем к бродячей собаке?»
«А ничего, что ты меня чуть не убил?!»
«Я просто хотел сам уйти…»
«Ага, и меня за собой потащил. В общем, я тут придумал кое-что… Когда напишем, поймешь, что если все получится, у тебя шансов уйти будет более чем достаточно. Поможешь?»
«Ну… Хорошо… Кстати, а Дарья Александровна очень недурна собой».
«Ну, ты тут мне еще конкуренцию составлять будешь!..»
Глава 12
Все хорошее когда-нибудь кончается. И обычно гораздо чаще и быстрее, чем плохое… Позавчера утром Михаил Николаевич провел последний осмотр и официально заявил, что я годен к службе и могу катиться под пули и взрывы, если не дорожу своей молодой драгоценной жизнью. Еще сказал, что Бойко прислал бумагу, по которой мне надлежало явиться в штаб армии для дальнейшего прохождения службы…
На дворе – весна, солнце светит вовсю, скоро уже зелень молодая пробиваться будет… А на душе – поздняя осень. Низкое свинцовое небо, противный моросящий дождь. И кошки скребут. Всеми четырьмя лапами… Потому что сегодня в последний раз увижу Дашу… Пока лежал в госпитале, привык к тому, что ОНА всегда рядом, что можно быть счастливым от того, что увидел ЕЁ, поговорил с НЕЙ…
Вчера было наше второе и прощальное свидание. Мы снова сходили в город, в «нашу» кондитерскую. Лейба принял нас как самых дорогих гостей, но весело не было. Не помогли даже свежайшие вкусняшки и кофе, заваренный хозяином по фирменному рецепту. Ел сладкое, а во рту ощущалась горечь. Даша была молчалива, серьезна и немного рассеянна…
Когда подошел к буфетной стойке, Лейба осторожно спросил:
– Таки у меня что-то со зрением, или у господина офицера и молодой дамы плохое настроение?
– Вы правы. Настроение – хуже некуда… Завтра выписывают из госпиталя, и я уезжаю…
Лейба наклонил голову, мол, понимаю, помолчал и вдруг спросил:
– Могу я сделать один маленький подарок господину офицеру и молодой даме? Это займет совсем немного времени…
Он открыл дверь на кухню и что-то крикнул на идиш. Тотчас же появился мелкий чернявый поваренок, которому была дана инструкция на том же языке. Поваренок метнулся на выход, а я подошел к столику и сел напротив Даши.
– Денис, можно я буду называть вас так? И вы называйте меня – Даша. Денис, скажите, то место, где вы будете служить, далеко отсюда?
– Нет, недалеко… И при любой возможности я буду приезжать, чтобы увидеть вас… Если вы это позволите…
Я взял Дашину руку, медленно поднес к губам и поцеловал… Ее рука дрогнула, но осталась в моей, и мы сидели и молча смотрели друг другу в глаза… Раздался стук входной двери. Повернув голову, увидел вошедших еврейских юношу и девушку лет четырнадцати. Поздоровавшись, парень достал из футляра, который принес с собой, скрипку, приложил к плечу и поднес смычок. А девчушка запела… Она пела на своем языке, слова были непонятны, но звонкий голос, поддержанный скрипкой, завораживал и околдовывал. Мелодия была грустной, но одновременно в ней была слышна светлая печаль и обещание чего-то хорошего…
«…И не важно, что дорога длинна и тяжела, что над головой черные тучи, что дождь промочил тебя до последней нитки, а ветер норовит сбить с ног… Если ты знаешь, куда идти, если тебя там ждет та, которую ты любишь и которой ты дорог, ты дойдешь, ты обязательно найдешь свой путь в самой непроглядной тьме, ты преодолеешь все трудности и невзгоды. Ты дойдешь, и на пороге дома наградой будет тебе счастливое сияние любимых глаз…»
Даша смотрела на меня не отрываясь, по ее щекам катились две маленькие слезинки, а в глазах была и грусть, и обещание новой встречи… и что-то, что я не мог еще понять… Понимал только, что теперь все будет хорошо. И у меня, и у нее… Точнее – у НАС…
Девочка закончила петь, а скрипач все еще продолжал мелодию. Он импровизировал, скрипка перестала плакать, мелодия превратилась из грустно-печальной в светло-торжественную… Последний звук затих, в кондитерской стояла мертвая тишина…