— Обломинго, приветули, — уселся прямо напротив нее, ведь столик был пуст. Она так ни с кем не обедала. И не общалась. Нацепила корону? Носи гордо!
— Досвидули, — с маской великокомученицы на лице отвернулась.
— У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Но девицу это явно не трогало. Зайцева скривилась, а потом надув щеки, выдала:
— Читай по губам, — и мой взгляд машинально опустился на обкусанные спелые губы. Ну блядь, зачем ты их кусаешь? Что за манечка такая идиотская? — Пошел на хер, — острый взгляд рубанул мне по рылу. Бывает, мы обязательно с тобой поиграем.
— Хммм, я тебе давно предлагал сходить. Даже помогу взобраться. Ты главное юбочку покороче носи, а то непонятные балахоны мешают мне попасть внутрь, — наклонился и прошипел в лицо зазнавшейся Зайцевой.
Она замерла, а затем сжалась вся и раскраснелась. В следующий момент содержимое ее тарелки вылилось мне в лицо. Сука. Спасибо, что суп оказался теплый.
— Твою…блядь, единороджку! — старался отказаться от матов в сторону матери, ибо для меня это было святое. Но тут иначе не назовешь! Я вскочил с места, но было поздно, вязкая жижа плавно стекала по лицу, шее и груди, скрытой за белой футболкой. Уже желтой. Вниз на штаны.
Не передать словами, каких трудов мне стоило терпеливо смахнуть с лица остатки макарон без того, чтобы не перевернуть тут все вверх дном. Женщин я не бил, а вот мебель вполне. Из окна нахуй. Полетаем?
Вся столовка замерла. Кажется, был слышен звук переваривания пищи нашей пухлой Леси с первого курса.
Зайцева в ужасе смотрела на меня глазами с блюдце. Нет. Размер их был примерно с ту самую тарелку, из которой все это блядство и вылилось.
— Сам виноват, — Ника отодвинулась на край скамьи, но было уже поздно. ПОЗДНО УЖЕ.
Нервная клетка у меня сейчас была всего-то одна, и та не настроена на переговоры. Халк крушить. Халк ломать!
— Ты в адеквате? — дернул на себя брыкающуюся Нику. По венам разлился гнев, который я упорно пытался замкнуть в одной точке. Пульсирующая на лбу венка грозилась лопнуть. Я был в ярости.
Ну все. Ты достала, в печенках уже у меня сидишь и выедаешь все внутренности чайной ложкой.
— Отпусти меня, придурок! — Зайцева залепила мне звонкую оплеуху, но все это был комариный укус. От ее ручки я, наоборот, испытал наслаждение и плескающееся на дне возбуждение. Бля. Я перекинул ее на плечо, грязное, как и все мои части тела, и звонко шлепнул по заднице. Она начала брыкаться, но во мне веса под сотку, и это я о мышцах, так что бодаться со мной не доросла еще бодалка.
— ИДИОТ, поставь меня на землю, — начала биться кулачками, чем вызывала у меня неоспоримое желание разложить ее в ближайшем закутке, чтобы заставить пожалеть о содеянном.
Никто в зале не додумался рискнуть двинуться в нашу сторону. Никакой спасательной операции, Зайцева. Ты попалась.
Глава 8
НИКА
— Отпусти, отпусти меня, я сказала, — вися вниз головой и кверху попой, я изо всех сил старалась вырваться из лап этого варвара неотесанного. Нет, я, конечно, понимала, что сама дура виновата, но и сдаваться не собиралась.
А этот ненормальный тащил меня по длинному коридору, делая из меня еще большее посмешище, чем прежде. А потом занес в одну из аудиторий, где почему-то была открыта дверь и наконец поставил на ноги, прямо перед собой. И уж лучше бы не ставил, не надо было мне это видеть, ой не надо было.
Мамочки, какие у него глаза бешеные были. Зол он был, очень зол. А кто бы не был? Это я, конечно, погорячилась, когда не задумываясь, вылила на этого болвана самоуверенного содержимое своей тарелки. Сама не поняла, как это произошло, просто терпение, видно, лопнуло, и подсознание решило все за меня.
А потом я в замедленной съемке смотрела, как с лица Багирова стекает мой обед, заливая белую футболку. И страшно стало так, что дышать перестала. Господи, ну я же всегда гордилась своим хладнокровием, как так вообще вышло? А вот так. Противно стало до ужаса, шуточки его эти, издевки ежедневные, а его слова в столовой просто последней каплей стали. Сволочь такая, гад! Да как он смеет вообще, как смеет мне такое говорить.
И не важно, что во сне я его видела постоянно, и просыпалась каждое утро взмыленная и в насквозь мокрой пижаме. И на то, что шепот его хриплый и слова те пошлые, но такие будоражащие, что он во сне мне нашептывал, до сих пор гулом в ушах стояли. И не могла я себе объяснить этого явления, не могла себе объяснить, почему именно его во снах я вижу.