Свойский узнал голос Ксюши:
— Дедушка, вернись. Не надо, дедушка!
Майор, невольно морщась, опустил пистолет:
— В такой обстановке я действительно могу лишиться тысячи марок.
За дверью раздались шаги, голоса, упало что-то тяжелое.
— Шульц, что там у тебя, скотина?.. — закричал майор, вскакивая.
Дверь распахнулась — в комнату шагнул Ложкин, повел стволом автомата.
— Руки вверх! Ни одного движения.
Вилли и танкист с маленькой головкой медленно подняли руки; розоволицый выхватил пистолет. Ложкин выстрелил в него, а на долю секунды позже из сеней щелкнул второй выстрел, и майор, вскинувший «вальтер», рухнул к ногам Свойского. В окне показался кузнец и осторожно закрыл его.
Свойский нагнулся, поднял пистолет убитого майора и сказал:
— А я вас так ждал, ребята! Ух, и надоела мне вся эта компания!
Он сел на стул, чтобы не упасть от охватившей его вдруг слабости. Все свои силы, волю он собрал, сжал в комок, чтобы достойно встретить смерть, и сейчас наступила реакция. Он смотрел, будто сквозь туман, как его товарищи обыскивали пленных, перебрасывались короткими фразами. На кровати захрипел и затих бульдог.
— Отдал концы, — сказал Свойский. — Жалко, а мог быть хорошей собакой.
— Киря! — Над ним стоял Иванов и тряс за плечо. — Киря, идем, бери меня за шею!
— Подъем! А Колька чистый эсэсовец.
Ложкин торопливо просматривал солдатскую книжку убитого танкиста. В комнату, рванув дверь, заглянул хозяин. Тяжело дыша, он зашептал:
— Идут, двое. Как же теперь?
— Успокойтесь! Иван, музыку! — Ложкин, поправив пилотку, вышел в сени и стал в дверях, выходящих на крыльцо.
Опять полилась нежная, щемящая сердце мелодия. Один из патрульных, проходя мимо, взглянув на нового часового, спросил:
— Ты что, только что сменился?
— Да.
— Что, уже шлепнули пленного?
— Нет еще.
— Мы же видели его во дворе. И стрельбу слышали.
— Водили в уборную. Стреляли танкисты и наш майор в фотографии этого старика.
— А-а, — разочарованно протянул второй солдат. — Мы вернулись, думали посмотреть. Ты махни рукой, когда его… — Солдат подмигнул. — Мы возле кухни будем. Наш Шульц говорил, что его далеко не повезут. А ты что, из пополнения?
— Да.
— Так ты помаши рукой.
— Я передам вашу просьбу майору, он помашет вам рукой.
— Выслуживается, хочет получить «железный крест» вне очереди, — сказал первый солдат.
— Видно, что еще не нюхал пороху, — сказал второй солдат. — Пошли, Адольф. С таким недолго нарваться на неприятности.
Патрульные стояли на дамбе и курили, когда из дома вышли два танкиста и влезли в машину. Скоро танк застрелял, зачихал, потом, взревев, развернулся на одном месте и остановился носом к дороге. С крыльца спустились еще два танкиста, ведя под руки пленного.
Патрульные, наблюдая за ними, говорили:
— Я еще ни разу не видел, чтобы пленных возили в танке.
— Говорят, что в лесу выбросили десант. Везет этим танкистам: броня чуть не полметра. Не успели приехать, как взяли пленного. Награду получат, не понюхав пороха.
— Смотри, и старика берут с собой.
— Я сразу подумал, что он связан с партизанами.
— Адольф!
— Что, Отто?
— Они подожгли дом!
— Это уже свинство: мы живем в сарае, а они жгут дома, и со всем добром! Я заглядывал в окно, там было что взять.
— Нет, это не они, а наш майор. Я его знаю. Пойдем! Мы еще успеем кое-что вытащить, пока не разгорелось как следует.
Они побежали к горящему дому. Возле танка их остановил окрик:
— Назад! Не сметь подходить к дому!
Танкист с автоматом выглядывал из башни.
— Назад!
Шепча проклятья, патрульные отошли в сторону и остановились.
Танк качнулся и, взревев, двинулся. Из кузницы прямо на танк бежала девочка. Она что-то кричала, выставив вперед руки, будто хотела остановить стальную громадину. И танк остановился. К несказанному удивлению патрульных, танкист, грозивший им автоматом, спустился на землю, поднял девочку и передал второму танкисту, тоже вылезшему из башни. И танкисты и девочка скрылись в танке.
Танк выехал на дорогу и, грузно покачиваясь, помчался по единственной улице к лесу.
Патрульные медленно побрели к горящему дому. Теперь уже нечего было спешить: пламя вырывалось из сеней и окон.
— Отто!
— Что, Адольф?
— Ты не находишь, что вот из-за таких людей мы можем проиграть войну?
— Не говори глупостей. — Отто оглянулся. — Все-таки ты, Адольф, угодишь в штрафную роту за такие разговорчики. Меня, например, при виде горящего дома врага всегда охватывает желание поджечь целый город. Куда же, однако, делись тот часовой и майор?
— Ушли садом под прикрытием дымовой завесы.
— Нет, тут что-то не то. Наш майор любит смотреть на такого рода вещи.
— Да, все как-то странно получилось: майор с часовым исчезли, дом горит… И этот проклятый танкист, который нас чуть не застрелил…
— Не кажется ли тебе, что он кого-то напоминает?
— Вот именно, Отто! Бывают же такие схожие голоса.
— Ты не разглядел его лица?
— Да нет. Я видел только глаза да ствол автомата. Страшные глаза.
— Я тоже не разглядел его рожи.
— И еще одну странность ты не заметил?
— Их и так достаточно на сегодня.
— И все-таки я вижу, что не все из них ты заметил.
— Что еще?
— Да то, что у двоих танкистов штаны были не по форме.
— Ну, это тебе показалось.
— Нет, в этом я хорошо разбираюсь. У одного, что шел вторым, совсем русские штаны. А у второго, с автоматом, штаны пехотинца.
— Этого не может быть, и ты хорошо знаешь. Просто у тебя галлюцинации от зависти.
— Есть чему позавидовать! Такой танк лучше бункера.
— Да, но и они горят, как свечи.
— Реже, чем наш брат отправляется батальонами в райские кущи.
— Хорошо, что тебя никто не слышит.
— Я это знаю.
Патрульные повернулись и, оглядываясь, пошли от дома, охваченного пламенем. В отдалении группами стояли солдаты, любуясь пожаром.
— Отто!
— Что, Адольф?
— Как сменимся, надо будет обязательно найти того солдата.
— Да, да. И внушить ему, что не следует особенно задирать нос там, где свистят пули.
— Это ты можешь с ним беседовать на эти темы. Мне просто хочется найти его и убедиться, что не он уехал на танке.
— Какую ты несешь чепуху, Адольф, просто смешно подумать! Ведь если разобраться в твоих мыслях, то черт знает что получается.
— Вот именно, Отто. Страшно подумать!
Когда «королевский тигр» подходил к последнему дому деревни, Ложкин увидел на дороге женщину с двумя ребятами. Из окна вылетел узелок и покатился по земле. За оградой этого дома было много солдат; они ходили по двору, толпились у колодца; из окон также выглядывали солдаты, глазея на приближающийся танк. Женщина подняла узелок, схватила за руки детей и перешла улицу.
Ложкин сказал в шлемофон:
— Иван, задень за угол левого дома.
— Есть!
«Королевский тигр», издав угрожающее рычание из выхлопных труб, вильнул с дороги, подмял изгородь, сирень в палисаднике и ударил левой гусеницей в угол дома. Стена рухнула, подняв облако пыли.
Танк покатился дальше по проселку. За ним бросились было солдаты, но скоро отстали, махая руками и посылая проклятья.
Кузнец, стоявший вместе с Ложкиным в башне, прокричал:
— Десятка полтора немцев придавило домишком Петьки Куралева, а это его жена! Петька где-то у вас воюет. Вернется, вместе будем строиться. Ишь, высыпали, руками замахали — не нравится, а бабу с детишками выгнали из дома — это хорошо?!