Павел вспомнил широкий очерченный главным инженером круг. Три четверти занимало большое озеро. Если база под водой, это плохо. Она, конечно же, не затоплена, старые люди умели строить на века, но вот вход может оказаться глубоко. Конечно, входов всего шесть, это как минимум, но остальные второстепенные, их сложнее обнаружить, да и внешние признаки укрытия могли утонуть, те, что не сумел уничтожить ледник.
* * *
Утром они продолжили путь. До следующего посёлка можно было бы добраться уже к вечеру, если бы не плантации быков, их придётся обходить. Борину этот путь знаком, он уверенно шагает впереди, а Павел идёт чуть-чуть отстав, осматривается, запоминает тропинки и приметы. Следов деятельности человека не видно, впрочем, так и должно быть, людей в мире немного, а эти места только-только начали осваивать, но вынуждены были остановиться, помешало вторжение пришельцев. Опять эти травоядные! Из записей парень знал, что дальше на запад, куда они и направлялись, двести лет назад ушли восемь племён, а на сегодня известно место только одного из них, связи с остальными нет. Может им повезёт и они найдут пропавших. Шансов немного, зато есть надежда.
У полудню следующего дня они вошли в небольшой посёлок, всего полтора десятка глинобитных мазанок под соломенными крышами.
Впереди них бежали босоногие мальчишки в рваных грязных штанишках и истошно верещали:
-- Спасайся, кто может! Бродячие пришли! Псы в деревне, прячьте кур!
На детей пилигримы не обижались, им известна слава своего племени. Крестьяне искренне считали их бродягами, попрошайками и бездельниками, только несколько человек во всей деревне знали, что эти двое не просто так пришли, наверняка принесли что-то очень ценное на продажу. Вождь встретил их на центральной площади и кивнул, приглашая следовать за ним. Неугомонные мальчишки продолжали скакать вокруг, выкрикивая обидные, на их взгляд, дразнилки, но в дом старшего войти не решились, постояли немного рядом и убежали искать новую забаву.
-- Ну их, балбесов, - махнул рукой вождь, - ума не нажили ещё, что с них взять. Садитесь. Что есть?
Павел распаковал один из свёртков. На столе предстали пять штыковых лопат, два топора и большая двуручная пила. Всё новое, блестящее от смазки. Своей кузницы здесь нет, поэтому такие изделия высоко ценятся местными жителями. Коренастый мужик почесал широкую окладистую бороду, взял в руки топор и проверил остроту, оставшись довольным.
-- Товар хорош. На что меняешь?
-- Мера зерна.
-- Мера? Да ты в своём уме? Три четверти, больше не дам.
Борин знал, что у жителей в лесах есть несколько тайных полей, где они выращивают запрещённые пшеницу и гречиху. Рискованно, но оправдано. Есть свой хлеб и каша в добавок к мясному рациону.
-- Побойся бога, Фрол! Ты меня не первый год знаешь. Цену я божескую назвал, всё честно.
-- Ты бога-то не примешивай, Боря! Не мне рассказывать тебе, как и чем рискуем за каждое зёрнышко. Добавь хоть наконечников да гвоздей.
-- Тогда и ты добавь. Чарку муки и чарку гречи.
-- Ну ты и жук! Оберёшь меня, без штанов по белу свету пустишь, с сумой по миру! Твой черёд бога бояться.
-- Я его люблю, а не боюсь. Дам десяток наконечников и пять десятков гвоздей. Длинных.
-- Шесть, нет, лучше семь. Неурожай у нас в прошлый год приключился.
-- А при чём тут гвозди и неурожай?
-- Погреб новый ставить надо, в старый вода подступила.
-- А говоришь торговать нечем! Значит, есть что в закромах хранить. Не жадничай, Фрол!
-- Да я же не о себе пекусь, народу жить надо, детей растить. А про запреты супостатов ты не хуже меня знаешь, коли найдут поля, всех спалят, каждый божий день жизнями рискуем.
-- А ты что думаешь, металл плавить да инструмент ковать разрешено? То-то и оно. Твои поля не дымят, сажу в небо не выкидывают.
-- Да знаю, знаю. Слушай, вот я что тебе предложу.
Вождь залез под пол и водрузил на стол длинный свёрток.
-- Когда яму копали для погреба, нашли вот, - пояснил он, - не силён я в таких делах, но мозги-то не задаром даны. Не бычья эта штуковина, точно говорю, предков наших. Глубоко зарыта была, да и маслом обработана, почти как новая выглядит.
Фрол развернул промасленную рогожу и пилигримы увидели сложный механизм. Павел едва не вскрикнул, но под острым взглядом старшего смолчал. Оба узнали оружие древних землян. Действительно, в очень хорошем состоянии, по крайней мере на взгляд. Пользоваться таким они, конечно же не умели, но видели такие изображения в пособиях по военном делу на базе.
-- Вот что я тебе скажу, Фрол, - тихо сказал Борин, - убери-ка ты эту штуковину куда подальше от греха. Вещь не травоядных, но что это такое я не знаю. И не возьму у тебя её, а нужным людям я весточку передам.
Вождь унёс артефакт, а потом они ещё долго торговались в пилигримом, каждый набивал цену, а другой не хотел уступать. Павел в торге не участвовал, просто смотрел и слушал, учился у старшего вести дела, пусть и не главные, но не менее значимые.
Наконец они закончили. Всё же сошлись на цене, изначально предложенной пилигримом, только вместо муки мужик пообещал целых два каравая свежего хлеба, от одного этого услышанного слова у Паши потекли слюнки, он так и представил себе миску гречневой каша и куском ароматного хлебушка. Парень недовольно потёр плечи, мера зерна не столь уж лёгкая ноша, а нести предстоит именно ему, слава богу не так далеко.
После торговли Фрол усадил их за стол и угостил ароматным горячим чаем, заваренным на листьях смородины с мятой.
-- Вот ещё что я расскажу, - начал мужчина, - ты бы присмотрелся к пареньку одному моему. Башковитый не по годам. Ему восьмой год только, а грамоту освоил. Но не это главное.
Паша оставил чашку и достал из кармана книгу в кожаном переплёте. Сюда он записывал новости, которые услышал, а потом рассказывал другим. Если, конечно, узнавал что-то действительно интересное.
-- Гриша этот прошлым летом учудил такое дело, - тем временем продолжал Фрол, - сплёл он из корья ивового тонкую верёвку, длинную, а на один конец пристроил грабли, тоже ивовые. Так вот. Как только быки убрали пшеницу с ближайшего поля, парнишка подобрался к ограде и из кустов стал кидать свой снаряд туда и вытягивать. Не заметили его, тревоги не подняли супостаты. Убирают они, конечно, чисто, но колоски всё равно падают. Наскрёб за день он не много не мало, а четверть меры зерна. У тех пшеница не чета нашей, зерно раза в два крупнее, да и в колосе больше. Мамка, конечно, крапивой его наградила за такое по мягкому месту, а отец умнее оказался, ко мне пришёл. Дальнее поле мы той пшеницей засеяли, думаем разводить.
Павел удивился сообразительности мальчика и всё подробно записал, даже зарисовал устройство, когда Фрол продемонстрировал.
* * *
По давно сложившейся традиции вечером все жители деревни собрались в одном доме. "Общий" дом был единственным строением, где могли поместиться восемьдесят с лишним человек. Зажгли свечи, принесли угощение. Так было заведено встречать бродячих сказителей, которых упорно называли "псами". Когда гости утолили голод, младший из них начал рассказ. Первая часть была составлена из библейских преданий, так уж повелось, её слушали в пол-уха. Павел закончил и задал вопрос присутствующим:
-- Как давно наши братья к вам не заходили?
-- Да уж года четыре, - ответил кто-то из селян.
Нужно это было для того, чтобы рассказывать свежие для этих людей новости, не повторяться и не упустить что-то важное. В первую очередь он рассказывал о жизни в других деревнях, где побывал за это время: кто что выращивает, у кого какой скот домашний, как с быками обстоят там дела. Селянам это интересно. Потом говорил о новых изделиях и инструментах, которые может делать "кузница", как для посторонних называли мастерские на базе. По старинным методикам и на сохранившемся оборудовании сделать было можно много чего, только вот использовать приходится крайне осторожно, если оккупанты увидят в инструменте опасность, сожгут всех, кто окажется рядом, они не разбираются, кто прав, кто виноват. Самые примитивные пилы, косы или топоры были под запретом. Конечно, все ими пользовались, хотя и с оглядкой. Попытки использовать механические сложные устройства неизбежно заканчивались трагедией, да и изготовить такие даже по готовым чертежам очень не просто.