– Это, пап, было давно. Я теперь из Швеции.
– Ну, проходи же.
– Пап, я на минутку. Мы не в Шереметьево сели, а во Внуково.
– Ну, что же так?
– Папа, не обижайся. На днях приеду, все расскажу, а сейчас меня такси ждет. А это тебе, – он протянул сверток, – Нам конфет там надарили, просто засыпаться. Ты извини, они в пакете, мы их с реквизитом через таможню провозили.
– Ты лучше маме конфеты отвези.
– Папа, всем хватит. Ну, я побежал.
– Подожди. Какие хоть у тебя планы?
– Пап, буду пока в Москве. Предложили в мюзикле поработать.
– А что такое – мюзикл?
– Опера.
Для второгодников…Вот и пообщался с сыном. Я понимаю, что у них своя жизнь, вспоминают – и на том, спасибо. И не обижаюсь.
Да и обижаться мне оказалось некогда. Позвонила Анастасия:
– Как у тебя настроение?
– Нормально. Обоих сыновей повидал, – об остальном мне не захотелось ей рассказывать, – Хорошие у меня сыновья.
– Нормальные. Только молодые еще.
– Быть нормальным никогда не рано…– Работаешь?
– Сейчас сяду.
– Я хотела тебе сказать, что я тебя, Петь, уважаю, – такое, я от Анастасии слышу впервые. Ей богу, она, казалось, плакала:
– И всегда уважала.
– Что случилось?
– Этот помощник спикера. Это такая какашка. Два часа подержал в приемной, а потом сказал, что занят. И денег я теперь не получу.
Ты бы так никогда не сделал, – кажется, она в этот момент совсем не задумывалась над тем, что, прежде всего, я никогда не буду помощником спикера, – А вообще-то, ты правильно сказал когда-то.
– Я, Стася, часто говорю правильно. Я редко правильно поступаю.
– И все-таки, когда мы познакомились, ты очень хорошо сказал.
– Ты, милая, не слишком внимательно меня слушай. А-то, ведь я часто глупости говорю.
– Нет. Тогда ты очень здорово сказал. Обобщающе.
– Я уже и не помню, – проговорил я, а телефонная трубка донесла до меня появившуюся сквозь слезы Стасину улыбку. Что-то вроде солнышка в грибной дождик:
– Ты тогда сказал: «Ной – не ной, а деньги будут…»Анастасия и не подозревала того, как близка была к истине в то время, когда я собрался сесть за работу. Кстати, любимая работа – это очень простая вещь. Я могу заниматься ей в любое время, и только усталость может меня остановить. Труд художника – это тяжелый труд, но он стоит особняком, потому, что это труд благодарный. Ни врач, ни юрист не имеют такой бескорыстной благодарности, как художник. И, в отличие от других, в отличие от писателя, композитора или певца – благодарность художнику, как правило, персонифицированная. Его благодарит не человечество, а совершенно конкретный человек – тот, кому, в конце концов, достается картина. А вот ругают художника от имени человечества, как и поэта. Адвоката или врача, наоборот, ругают реальные люди.
Есть еще одно отличие работы художника от всех остальных работ. Для любого человека, эффективный труд это условие материального благополучия, а, следовательно, свободы. Только для художника свобода является условием эффективного труда.
Никогда я не испытывал проблем с состоянием, которое обыватели называют вдохновением. Никогда у меня не было недостатка в темах. Наоборот. Скорее мне не удается успевать за замыслом.
Картины свои я строю особенным образом. Этому научил меня профессор Плавский, у которого я учился. Между прочим, как выяснилось потом, меня одного, из всех своих учеников:
– Если ты пишешь цветы, думай о том, для кого они собраны. Если пишешь берег реки, думай о том, с кем бы ты хотел оказаться на этом берегу.
И теперь я понимаю, что букет для матери отличается от букета для любимой девушки, и стараюсь передать это. А когда я пишу дерево, я представляю не дерево, а то, что я хотел бы гулять под этим деревом с красивой женщиной.
В природе я передаю свое настроение, и потому, мои пейзажи не о природе, а о человеке.
Луч солнца, для меня, важнее, чем выписанная ветка.
И потому, когда обычные художники пишут сарай, у них получается сарай, а у меня – приют отшельника или место встречи влюбленных – в зависимости от того, что я хочу сказать.
Искусство богаче, чем настаивание на сходстве. Да и вообще, любовь к выписанному сходству, по-моему, это удел провинциалов…И вновь меня отвлек телефонный звонок. Звонок от одного из более-менее постоянных заказчиков:
– Добрый вечер, Петр Александрович.
– Добрый вечер. Впрочем, я и не успел заметить, как он наступил.
– А у меня к вам просьба.
– Решим все проблемы. Если сумеем.
– Помните, я покупал у вас картины для моих датских друзей?
– Я помню все свои картины.
– Теперь другие датчане, уже их друзья, попросили меня привести еще две картины. Если можно, сорок на пятьдесят.