Удалось сделать третий залп и убить еще нескольких орденцев, прежде чем войско оказалось в «слепой полосе». Дальше стрелкам пришлось бросить оружие. Защитники кучками сгрудились там, где поднимались лестницы и крючьями отпихивали их назад, не давая зацепиться за край стен. Тяжело дышащие Темные в запале беготни постепенно теряли человеческий облик, их оскаленные лица оплывали и превращались в подобия звериных масок.
Волку в голову ударило безумие. Первого же пехотинца, сумевшего просунуться на стену по пояс, он ухватил лапой за плечо и, втянув на парапет, вцепился зубами в горло. Обжигающе-горячая кровь хлынула в глотку, залила лицо, ударила в нос желанным запахом. Нажим челюстей, одно резкое движение головой в сторону — и бьющаяся хрипящая жертва затихает с вырванным кадыком. Он швырнул тело прямо на головы лезущим людям, а потом играючи отпихнул лестницу. Эти точно уже не помеха — не передохнут, так руки-ноги переломают.
«Убива-ать!» — сладко тянул в голове холодный шепчущий голос. «Убивать их всех!»
Ему казалось, что он сможет в одиночку перебить весь отряд Салегри. Он чуял, что стая подхватывает волну его ярости, и когда по одной из лестниц все-таки сумели забраться люди, то глаза отбивавшихся ифенху загорелись тем же алым бешенством.
Кровь на лице, руках и одежде. Все звуки слились в один неясный гул. Даже собственный голос, отдающий приказы, звучит не громче шмелиного жужжания. Зачем оружие, когда есть когти? Зачем щит, когда крылья, повинуясь желанию, не хуже него отражают опасные удары? В горле клокочет рычание. Под клыки то и дело попадает чья-то плоть, а перед глазами все затянуто алой дымкой…
— Остановись, Волк! Мы отбились.
Смысл слов не сразу доходит до затуманенного разума. Ярость спадает медленно, отступает волнами, как море во время отлива. Постепенно возвращаются звуки, мир обретает нормальные краски.
Неужели, еще даже полдень не наступил?
Ваэрден в последний раз шумно выдохнул и огляделся.
Вокруг лежало дюжины полторы убитых орденцев. Над ними, все еще сгорбившись и вывесив языки, приходили в себя ифенху, волчьи морды таяли. Все были перемазаны кровью, своей и чужой. Чуть в стороне лежал единственный погибший в стае — рыцарская палица размозжила ему череп. Волк попытался вспомнить его имя. Кажется, Кенар? Он был из новеньких, тех, что пришли последними.
— Тела скиньте за стену, пусть подбирают. Их падаль нам не нужна. Брата по стае предать огню.
Еще раз окинув всех шальным взглядом, Ваэрден на подгибающихся ногах поплелся со стены — к оставшемуся в логове Разэнтьеру. Этот, по крайней мере, даст спокойно отмыться и не станет задавать дурацких вопросов.
В последнее время Воладар стал казаться Волку символом самого надежного убежища. Он, в случае чего, и побеспокоить лишний раз не даст. Хотелось обернуться зверем, улечься прямо на пол и спокойно задремать, положив голову риану на колени. Увы, самое большее, что ему удастся — это отмыться от грязи и крови и на полчаса-час добраться до подушки. Вряд ли Салегри надолго оставит их в покое…
Затишье длилось два дня. Все это время орденцы не трогали крепость. Похоронив своих (Змей при этом ворчал, что наверняка стаей упырей стало больше, потому как если рядом с трупами крутится Юфус — жди беды), они принялись рыскать по округе и вырубать все самые толстые деревья. В лагере закипела работа, от восхода до заката стучали топоры и молотки, визжали пилы. Разведчики шныряли туда-сюда, заставляя Волка нервно бегать по крепости и переживать — найдут ли они прикрытый дерном схрон, который для их глаз вовсе не предназначен?
К счастью, снег в эти дни сыпал частенько и приметное черное пятно успел более-менее прикрыть. Но затягивать с сидением в этой обреченной «твердыне» не стоило. Поэтому вечером второго дня Ваэрден приказал снять охрану с ворот и готовиться к вылазке.
И вот в поздних сумерках, когда все вокруг сначала посерело а потом сделалось синим, со стены в том ее месте, где как следует укрепить осыпающуюся кладку так и не удалось, и где еще виднелись следы крови после штурма, спрыгнули десятка два волков. Немного побегав по округе и размяв лапы, хищники устремились к лагерю. Вернее, к той его части, где спали лошади — хорошо охраняемые, драгоценные животные, предмет гордости состоятельных офицеров.
Охрану они загрызли до того, как та успела поднять тревогу. Преодолев искушение налакаться дымящейся крови прямо тут же, Темные ринулись на животных.
Обученные кони вставали на дыбы, яростно ржали и прицельно били копытами, норовя проломить нападающим черепа, но ифенху были проворнее. Уворачиваясь от ударов, они вспрыгивали на конские крупы, рвали сухожилия задних ног, дробили кости. В лагере начался переполох. Рыцари хватали оружие и сбегались на шум, но мохнатые диверсанты предпочли отступить прежде, чем завязался бой.