Выбрать главу

Шлёпая босыми ногами, он вышел из бассейна, провёл рукой по волосам и бороде и стал вытирать простынёй мокрое тело. Пареши принесли ему одежду. Дворецкий осторожно заглянул в двери бани. Ираклий дал знак рукой, чтобы тот вошёл.

— Приведи сейчас же ко мне ага Ибреима. Удивляюсь, почему он не встретил меня. Хотя, — улыбнулся Ираклий, — наверное, не смог оторваться от своей красавицы жены.

Дворецкий хотел удалиться, но Ираклий остановил его.

— Подожди, он, наверно, крепко спит. Не проснулся даже после девяти пушечных выстрелов, значит сильно устал. Конечно, устал — такая длинная дорога, а дома красавица жена. Но что бы то ни стало разбуди, даже в том случае, если придётся тебе спящего взвалить на плечи и тащить сюда. Без него не являйся. Успей всё это сделать, пока я буду одеваться.

Дворецкий ушёл. Ираклий быстро оделся и, расчёсывая волосы, прошёл в сводчатый коридор бани. Пареши и тёрщик Гасан почтительно его провожали. У входа в дарбази Ираклий отпустил пареши и обратился к Гасану:

— Ты им передай так: наш царь послал Али-Гусейну письмо, но что там написано, скажи, не знаю. Когда ты упомянешь об Али-Гусейне, они тебе поверят и успокоятся.

Гасан низко поклонился царю и исчез. Ираклий поднялся по лестнице и взглянул на плошадь. Занималась заря. Разноцветные оконные стёкла горели сотнями огней. Площадь была пуста, лишь несколько асасов усердно её подметали.

Прежде чем пройти в зал для приёмов, Ираклий зашёл в спальню к супруге. Дареджан при свечке читала какое-то письмо. Ираклий взглянул на постель — она была нетронута.

— Почему ты не ложилась спать, царица? — спросил Ираклий.

Дареджан положила письмо в малахитовую шкатулку и с упрёком обратилась к мужу:

— Ждала тебя. А ты, вместо того чтоб отдохнуть, опять занялся делами.

— Эх, Дареджан, разве ты не знаешь, что враги только того и ждут, чтобы я предался сну? Да, видимо, мой удел дремать лишь в седле. Но вечером я твой гость во дворце Сачино. А теперь пойдём к заутрене.

Они направились в придворную церковь, откуда уже доносился благозвучный голос архимандрита Элефтери. Колокола звонили у храмов Сиони, Анчисхати и Ванка.

Светало.

Царский караван-сарай, находившийся в ведении ага Ибреима, был выстроен на берегу Куры, на косогоре, спускающемся к реке, между храмом Сиони и монетным двором, поэтому в верхний этаж, где помешались торговые отделения, можно было попасть прямо с улицы. Нижние этажи служили для складов. Фундаментальное здание караван-сарая имело только одну дверь, и в нём не было ни единого окна. Свет проникал через сводчатую крышу и через небольшие отдушины в стенах, но они были настолько малы, что даже кошка с трудом могла бы в них пролезть.

Всю ночь продолжалась суета приказчиков и галдёж носильщиков. Раскладывали привезённые товары, длиннобородый ага появлялся, следя за работой, то внизу, в тёмных, как катакомбы, подвалах, то наверху, в торговых помещениях, устланных коврами. Он даже не пошёл домой, а пообедал с приказчиками. Несколько раз приходили за ним жена и сестра, но ага отделывался от них то шуткой, то подарками. Нелегко было разложить товар, привезённый на ста верблюдах. В полночь, когда пушечные выстрелы известили город о приезде Ираклия, приказчик Ибреима не успел ещё справиться и с половиной товаров.

Царский дворецкий с трудом пробрался между нагромождёнными тюками. Хотя в каждом углу и горели светильники, но их свет был недостаточен. Утомлённый работой ага Ибреим, с чётками в руках, дремал на тахте. Длинная борода закрывала его грудь. Иногда он, словно конь, дёргал головой, открывал глаза, озирался и опять погружался в дремоту.

— Привет тебе, ага, — поздоровался с купцом дворецкий и сел с ним рядом. — Что, осилил тебя сон?

Ага встрепенулся, протёр глаза, встал и зевнул.

— Эх, Мамуча, для состоятельного человека и царя сон всегда желанный плод. Клянусь богом, любой бедняк счастливее нас. Эй, Дарчиа! — крикнул он приказчику: —Принеси шербет господину дворецкому.

— Нет, ага, не надо. Царь приказал тебе немедленно явиться к нему. Надо сейчас же идти. Он велел стрелять у твоего уха, в случае если бы ты спал.

— Ведь говорил я, что сон для помазанника божьего — редкий плод, хотя и надеялся, что этой ночью Ираклий будет отдыхать. Пока я оденусь и приготовлю подарки царю, ты, Мамуча, ублажайся шербетом и халвой.

Ага приказал приказчикам положить на серебряные блюда приготовленные для царя подарки. Подручный принёс Ибреиму из дому новое платье и вскоре, в сопровождении десяти слуг, ага с Мамучей направились во дворец. Каждый слуга нёс по подносу с подарками для Ираклия.