Слушая рассказы о происках своих противников, Давид спокойно продолжал своё дело. Составив подробные книги учёта населения, подведя итоги и сопоставив все данные, он выяснил, что Грузия способна выставить семьдесят тысяч бойцов одновременно, а при установлении месячной очерёдности может держать под ружьём постоянное войско не менее чем в пять тысяч человек. Давид был очень доволен полученными результатами. По предварительным расчётам Давида, пяти тысяч человек было совершенно достаточно для того, чтобы обуздать разбойничающие в Грузии шайки горцев.
Результаты переписи помогли Ираклию перенести тяжёлый удар, нанесённый ему известием о неудаче петербургских переговоров.
Сообщение гонца, высланного Леваном с дороги, сразило царя, утомлённого напряжением походной жизни. Он долго сидел молча, словно окаменев. Чабуа и Давид Цицишвили боялись взглянуть ему в глаза и только переспрашивали гонца — не ошибается ли он и не скрывает ли царевич правду, чтобы неожиданно обрадовать отца?
— Хорошо было бы, если бы так… Но, увы, всё, что я рассказал, — правда!.. Видели бы вы, что у нас творилось перед отъездом из Петербурга! Мы не знали, как показаться на глаза государю с такими вестями.
Выход указал старший зять. Давид ободрил Ираклия и рассеял его опасения, подробно изложив ему итоги переписи. Всё было готово к введению воинской повинности. Призвав население к воинской службе, можно хоть сегодня собрать войско в пять тысяч человек.
Ираклий, который до сих пор равнодушно относился к неустанным трудам Давида, на этот раз слушал его с напряжённым вниманием и долго просматривал представленные ему учётные книги. Явно пристыженный, он с преувеличенной любезностью старался искупить свою вину перед зятем. Он даже не выехал навстречу сыну и целый день провёл во дворце. Только вечером, когда Антоний и Леван со своей свитой уже подъезжали к Тбилиси, Ираклий выехал за городскую заставу встречать их. Он обнял сына, благословился у патриарха и поздравил обоих с благополучным возвращением.
Потом, во дворце, он до утра слушал их отчёт о поездке в Петербург.
Дальний путь и более чем двухлетнее отсутствие сделали своё дело: Бесики, казалось, совершенно забыл о прошлом. Здесь, в своём родном городе, он часто в былые дни испытывал страх перед судьбой; захваченный водоворотом страстей и событий, он не раз рисковал своей жизнью, но сейчас всё переменилось, и Бесики не боялся больше ни встречи с Анной, ни царского гнева. Путешествие закалило его; он много видел и много испытал.
Когда посольство приблизилось к пределам родной страны, Бесики охватило чувство огромной радости. Вот они проехали Дарьяльское ущелье. Бесики с гордостью посмотрел на снежную вершину Казбека, окинул взглядом неприступные крепости хевсурских и мохевских деревень и позднее, уже за перевалом, не мог оторвать глаз от бархатных, покрытых лесом, вздымающихся до самого неба гор Арагвского ущелья. После долгого отсутствия он по-новому взглянул на родные горы, и ему открылось совершенно особенное величие его маленькой страны. Он словно впервые увидел высоту этих вздымающихся к облакам гор, буйный бег пенящихся потоков, своеобразную прелесть рассеянных то там, то сям по зелёным склонам овечьих стад, острый, орлиный взгляд своих соотечественников и лёгкость, с которой они двигались по спускам и подъёмам. Едва касаясь земли, лёгкие, словно птицы, выбегали крепконогие мохевцы, мтиульцы и хевсуры из своих деревень, перепрыгивая через камни, обходя овраги, взбираясь по склонам, чтобы поглядеть на проезжающего мимо царевича и оказать ему почести, а потом сложить в его честь песню и спеть её под аккомпанемент пандури:
В Гудамакарском ущелье к Левану явились триста хевсур, которые приветствовали его с почестями и проводили до Тбилиси. Многие из хевсуров оказались старыми знакомыми царевича. Одни воевали вместе с ним в Аспиндзе, другие ходили с ним в Нахичевань.
Бесики с восторгом смотрел на этих мужественных воинов в диковинной одежде. На них были чохи из добротной домотканой шерсти с узором по краям и на плечах и рубашки с вышитым воротом. На спине у них были вышиты кресты. Ружья, сабли и щиты их были посеребрены и сверкали на солнце.