Один за другим явились к царю: эреванский Гуссейн Али-хан, которому надо было покаяться перед Ираклием во многих грехах; потом прибыл правитель Ганджи — Мамед-хан, повелитель далёкой Хои — Ахмед-хан, шакский правитель — Хаджи Осуф, дед которого Хаджи-Джалаб некогда был в кровной вражде с Ираклием, и, наконец, уже поздней осенью приехал владетель Карабаха — Ибрагим-хан; последнего, ввиду отсутствия Ираклия, принимал царевич Леван. Узнав, что Ибрагим-хана сопровождает известный во всём Азербайджане поэт Вагиф, Леван призвал к себе Бесики и поручил Вагифа его попечениям.
Вагиф оказался молодым человеком приятной наружности и весёлым собеседником. Он попросил Бесики показать ему город и добавил, что хочет усладить себя прекрасным зрелищем.
Бесики сначала сводил поэта в баню, где тот выкупался в горячей серной воде, бьющей из недр земли. Вагиф пришёл в изумление. Ничего подобного он никогда не видел.
— Теперь я понимаю, почему все ваши женщины и мужчины так прекрасны! — сказал Вагиф. — Поразительно! Это не вода, а жемчужный фонтан. Аллах всемогущ, и сила его неизмерима. Наверно, он создал эту воду для райских гурий, а люди завладели ею.
После осмотра бань поэты направились во дворец. Вагиф с жадным любопытством смотрел на женщин, которые, не в пример его родине, ходили здесь с открытыми лицами, и на каждом шагу выражал перед Бесики свой восторг. Они проходили мимо Сионского собора как раз в то время, когда народ выходил из него после обедни.
В числе других женщин из храма вышла Анико и, улыбнувшись Бесики, прошла мимо них. Вагиф проводил её взглядом и слегка дрожащим голосом спросил Бесики:
— Кто эта женщина? Неужели это — земное существо? А может быть, ваш бог создал Грузию для того, чтобы повергнуть в прах ислам? Если аллах единственный бог во вселенной, то как мог он допустить, чтобы такие прекрасные существа были христианами? О аллах! Я отступаюсь от тебя!..
Вечером во дворце был пир. По заведённому порядку на такой пир можно было попасть только по приглашению царя или сахлтухуцеси. Ираклий всегда с большим вниманием составлял перечень приглашаемых им лиц, чтобы не забыть никого из вельмож, которых он хотел почтить. Придворные обычно с трепетом ждали приглашений: быть или не быть званным на царский пир значило очень многое для каждого. Конечно, присутствие на пиру некоторых, наиболее высокопоставленных лиц, считалось само собой разумеющимся, но бывали случаи, когда и эти лица лишались своей привилегии и не попадали в число приглашённых. Это считалось настоящим несчастьем.
Левану всё это было прекрасно известно, но вдруг, поддавшись неожиданному капризу, он приказал дворецкому пригласить только тех вельмож, которые ему, царевичу, были приятны. Поэтому в число приглашённых не попали многие придворные сановники и даже некоторые родственники царской семьи.
Вечером, когда пир во дворце был в полном разгаре, Чабуа, которому не сиделось дома, вышел прогуляться в надежде рассеять свою досаду. Пройдя узкий переулок, где находился его дом, он пошёл вдоль Серебряного ряда. Золотых дел мастера почтительно приветствовали вельможу, а цеховой голова Степанэ с удивлением спросил его:
— Почему вы не на пиру, ваше сиятельство?
— На пиру?.. Ах, да… — с равнодушным видом проговорил Чабуа и махнул рукой, как бы говоря: «Надоели мне эти пиры».
Выйдя на дворцовую площадь, Чабуа решил пойти в собор к вечерне. Навстречу ему ехала рысью группа всадников, и он посторонился, чтобы дать им дорогу. Внезапно одна из лошадей остановилась вплотную около него. Женщина в чёрной одежде, сидевшая на лошади, спросила его:
— Неужели я так изменилась, что и близкие не могут меня узнать?
— Анна! — воскликнул Чабуа. — Это вы? Как мог я узнать вас, дорогая, когда вы нарядились во всё чёрное, точно монашенка?
Анна легко соскочила с лошади, бросила повод стремянному и вместе с Чабуа вошла во дворцовый двор. Вооружённая стража почтительно пропустила их обоих во дворец.
Чабуа хотел тут же попрощаться с Анной, но она не отпустила его.
— Пойдём со мной! — сказала она. — У меня к тебе есть важные дела.
Оба они неспешным шагом поднялись по мраморной лестнице во второй этаж, прошли сводчатую галерею и очутились в другой, круглые окна которой выходили в большой зал. У окон столпились женщины и с любопытством глядели вниз, на пирующих. При виде Анны и Чабуа они вскрикнули и стайкой, словно вспугнутые ласточки, выпорхнули из галереи.