Ираклий резко поднялся с места. Он думал, что католикос разумеет под «вдовой» Анну, и хотел оборвать разговор. Между тем Антоний имел в виду стихотворение Бесики, посвящённое вдове Малале. Оно распевалось по всему Тбилиси, так что Антоний поневоле обратил на него своё внимание. Он поручил послушнику записать стихи и показать ему. Оказалось, однако, что они ничем не отличаются от любых других подобного же рода стихов, на каждом шагу распеваемых ашугами. Поэтому Антоний не обратил на них особого внимания и сегодня лишь случайно, к слову, упомянул о них.
Но государя слова католикоса поразили в самое сердце. Сначала он рассердился на Антония, который, казалось ему, позволил себе оскорбительный намёк по адресу его сестры, но потом его гнев обратился против Бесики, наглость которого возмущала его.
— Да свершится воля вашего святейшества, — сказал он Антонию. — Светские книги должны быть рассмотрены церковным советом; наиболее греховные будут преданы огню. Всё на земле подчиняется господнему промыслу, а исполнителями волн его являетесь вы, пастыри душ наших.
Ираклий поклонился присутствующим, быстро вышел на балкон и подозвал телохранителя.
— Ступай к начальнику мандатуров и передай ему моё повеление: взять под стражу Бесики и заключить его в темницу. Судья Теймураз Цицишвили пусть немедленно явится ко мне…
Анна собиралась уехать в Дманиси и ждала только хорошей погоды. Она торопилась закончить в деревне все свои дела и переехать на зиму в Тбилиси. Истомлённую одиночеством Анну пугали долгие и тоскливые зимние дни в Дманисском замке. До сих пор жизнь её была заполнена ожиданием; теперь ей уже нечего было ждать. Все те книги, какие у неё имелись, были прочитаны и перечитаны по два, по три раза. В Тбилиси она могла если не развлекаться, то хотя бы доставать новые книги. Да и государь просил её остаться в Тбилиси, так как царица Дареджан, которая была снова беременна, собиралась провести зиму в Телави и во дворце не было хозяйки. Анна догадывалась, что было и другое побуждение, которое заставляло Ираклия стремиться приблизить к себе сестру. Он имел виды на огромные владения Орбелиани, который не оставил прямых наследников; в будущем, если бы Анна того пожелала, эти необозримые владения могли стать собственностью одного из сыновей Ираклия. Да и сейчас Анна почти всё, что приносили её имения, доставляла в житницы и в кладовые Ираклия. Она никогда не спрашивала, куда девается её добро. Всеми расходами ведал сахлтухуцеси государя.
Проснувшись и выглянув в окно, Анна увидела, что идёт дождь, и долго не вставала с постели. Она лежала, погружённая в думы, неподвижно вытянувшись под одёж лом и устремив глаза в потолок. Накануне она выслушала исповедь Анико и неожиданно для себя узнала такие вещи, что гнев её сменился глубокой жалостью. Анико откровенно рассказала ей о безумии своего мужа и о том, что в течение целого года после свадьбы царевич не подходил к ней; в конце концов, она убедилась в том, что он слабоумный и что приходится прибегать к побоям, чтобы держать его в узде во время припадков сумасшествия.
Правда, обо всём этом Анна слышала и раньше, ещё до обручения Анико с царевичем Давидом, но тогда она не верила этому. А сейчас, когда она убедилась, что всё это чистая правда и что она по собственной воле обрекла единственную внучку на такую же полную страданий жизнь, какая выпала на её долю, сердце её сжалось. В ней заговорила совесть.
— Единственное моё утешение, — говорила Анико, — в том, что второго такого послушного мужа нет на свете. Он готов исполнить всё, что я ему прикажу. Вели я ему кинуться в воду, и он побежит топиться, если не удержать его силой. Что бы я ни сделала, всё ему кажется правильным. Однажды я спросила его, как он поступит, если застанет меня в объятиях другого мужчины. Он ответил: «Поступлю так, как ты прикажешь». Несчастный!
— Если судьба приведёт ему взойти на имеретинский престол, ты будешь неограниченной повелительницей в стране. Быть может, провидение готовило тебе этот удел, дитя моё! — Анна вытерла платочком глаза и ободряюще улыбнулась Анико. — Поэтому тебе уже заранее надлежит вести себя с достоинством, чтобы все почувствовали, что ты создана быть царицей и управлять судьбами государства. О болезни твоего супруга знаем только ты, я да ещё, может быть, два-три близких человека. Все остальные будут видеть в нём только человека с мягким, слабым характером. Когда люди увидят, что муж покорен тебе, вся власть в стране, даже если ты этого не захочешь, сосредоточится в твоих руках. Ни один государственный вопрос не будет решаться без тебя. Ты будешь истинной царицей и повелительницей Имеретии.