— Бесики! — позвал его кто-то шёпотом.
— Кто ты? — спросил он так же шёпотом.
— Я — Гогия Патрели. Не узнал? Ну, друг, теперь будь молодцом. Можешь подняться по верёвке?
— Попробую. Как ты сюда пробрался?
— Сейчас не время разговаривать. Нам нужно выбраться отсюда, пока сторожа не вернулись из церкви.
Бесики схватился за верёвку, но не смог подтянуть вверх своё тело. Гогия подхватил его, как ребёнка, и поставил себе на плечи. Бесики кое-как дотянулся до отверстия в стене под самой крышей, пролез в него и очутился на свободе. Он вздохнул всей грудью. Над головой его было небо, усеянное звёздами.
— Ложись, чего ты стоишь? Ты с ума сошёл! — зашептал Гогия, как только Бесики высунул голову из отверстия. — Ты хочешь, чтобы тебя подстрелили?
Гогия осторожно заглянул во двор крепости и знаком показал Бесики, чтобы тот спускался по верёвке, привязанной к зубцу башни, прямо над берегом Куры. Бесики протиснулся между двумя зубцами, взялся за верёвку и окинул взглядом город. Окна в домах были освещены, город сверкал огнями; издали доносились звуки сазандари. Среди тёмных улиц там и сям мелькали прохожие с факелами или с фонарями. У въезда на мост сидели вокруг костра караульщики.
Бесики вдруг осознал, на какой головокружительной высоте он находился. Ноги и руки у него слегка задрожали, но он пересилил себя, схватился за верёвку и, смело оттолкнувшись от стены, повис в воздухе. Он изодрал себе локти, ударился коленом об острый камень, а в руках ощутил такую жгучую боль, что едва не выпустил верёвку. Но продолжал быстро спускаться. Почувствовав под ногой выступ скалы, остановился, передохнул и заглянул вниз. Где-то глубоко под его ногами, во мраке, шумела Кура. Бесики снова стал спускаться.
Вдруг во дворе крепости раздались крики, один за другим грохнули два выстрела. В ту же секунду Гогия Патрели быстро скользнул вниз по верёвке и почти что сел на плечи Бесики.
— Быстрей! — шепнул он.
Бесики ослабил пальцы, сжимавшие верёвку, и полетел вниз со страшной скоростью. Точно раскалённое железо обожгло ему ладони, с которых верёвка содрала кожу. Он с размаху упал на тропинку перед пещерой Або Тбилисского и не успел ещё прийти в себя, как Гогия Патрели уже тряс его за плечи.
— Скорей вставай! Иначе мы погибли.
Снова затрещали ружья, засвистели и зацокали, ударяясь о скалу, пули.
Гогия поднял Бесики и, поставив его на ноги, пустился вниз, словно проваливаясь в глубокую тьму. Бесики, скользя и падая, последовал за ним. Он ударился грудью о выступ скалы и расцарапал себе в кровь лицо об острые камни. Наконец, не удержавшись, он просто покатился вниз и грузно шлёпнулся в мягкий, как тесто, мокрый песок. Бесики не в силах был пошевелиться; шум Куры, кипевшей водоворотами в теснине под мостом, оглушил его, и он не расслышал, как позвал его Гогия. Щека его очутилась в воде, которая быстро набралась в ямку, выдавленную в песке его головой.
— Что с тобой, Бесики? — изо всех сил тряс его Гогия. — Ты не можешь двигаться?
Подхватив Бесики на руки, словно ребёнка, Гогия с шумом вошёл в воду и посадил его в заранее приготовленную лодку. Лодка накренилась и наполовину наполнилась водой. Если бы Гогия сел в неё, не вычерпав воду, она неминуемо пошла бы ко дну. Думать было некогда, — по мосту бежали стрелки с ружьями. Гогия изо всех сил толкнул лодку к противоположному берегу и сам поплыл за нею. Течение быстро увлекло их, и они скрылись за скалой. Через минуту они очутились около устья речки Дабаханки. Гогия вытащил Бесики из лодки, взвалил его себе на спину и скрылся под сводами моста. Освободившаяся лодка отвалила от берега, и её понесло вниз по течению. С моста сейчас же послышался сухой треск выстрелов. Гогия оглянулся.
На башне стояли сторожа, которые факелами освещали путь человеку, осторожно спускавшемуся по оставленной беглецами верёвке. Гогия как-то по-особенному хмыкнул, что должно было выражать радость по поводу удачи и насмешку над преследующими. Через мгновение он, подхватив свою тяжёлую ношу, стал взбираться вверх по тропинке и скоро скрылся в узком тёмном переулке.
Когда Бесики пришёл в сознание, он увидел, что лежит в маленькой комнатке с низким потолком, которая была освещена только плошкой. Около него стояли двое мужчин. Один из них был Гогия Патрели, а другой — лекарь Иване Турманидзе.
— Ну, как ты себя чувствуешь, Бесики? — с отеческой заботой спросил Гогия. — Как тебе не стыдно? Или ты не мужчина?