Дети завизжали от восторга. Каждое движение обезьяны вызывало у них смех. Но громче всех в толпе хохотал, вернее ревел, как осёл, высокий разиня Гига.
— Ребята, что за диковина?
— Удивился, словно беса увидел.
— Это не бес, а обезьяна.
— Узнал своего брата?
Гига рассердился и грозно замахнулся на кого-то.
Обезьяна обернулась, и, когда Гига замахнулся, она передразнила его. Раздался смех. Дети ликовали. Гига тоже начал гоготать:
— Ну и обезьяна, вот какие штуки выкидывает…
Вдруг весь лагерь пришёл в движение. Старшина, размахивая руками, стал кричать грекам, чтобы они собрались перед шатрами. Любопытные, окружившие обезьяну, тоже заметили спускавшихся со склона принцессу Анну и её свиту.
Женщины, бросив стряпню и приведя себя в порядок, стали перед шатрами по левую сторону, мужчины — по правую. Впереди разместились старики, за ними — молодёжь.
Когда Анна приблизилась к грекам, старшина шагнул ей навстречу и опустился на колени. Все последовали его примеру.
Анна улыбнулась и медленно подняла руку в знак того, чтобы они встали.
— Пусть хранит вас Христос! — по-гречески приветствовала переселенцев Анна.
Удивлению старшины не было границ. Не ожидал выросший в Турции грек, что где-то в Георгианской стране его будут приветствовать на греческом языке. Несколько раз, в знак уважения и преданности, он коснулся лбом земли. Его примеру последовали остальные.
Анна подошла к женщинам, приласкала некоторых из них, а детям раздала серебряные монеты. Осмотрев шатры, она обратилась к Давиду:
— Посмотри, какие они несчастные.
— Когда-то эллины были богатым народом, а теперь они рабы султана, который их грабит.
Анна простилась с греками и, дойдя до тропинки, ведущей в Кашвети, отпустила своих дам, кроме любимицы Майи. Давида она пригласила пойти с ней в парк царевича Георгия. Бесики она ничего не сказала, но, оставив при себе Майю, дала ему понять, что он тоже должен их сопровождать.
Все четверо медленно двинулись по подъёму.
Оставшаяся среди придворных дам Анико с болью в сердце возвращалась назад, иногда украдкой оглядываясь на две пары, шедшие по Кашветскому подъёму.
Был уже поздний вечер, когда женщина, закутанная в чёрную накидку, в сопровождении асаса, прошла через Авлабарский мост, минуя Метехский подъём, обошла ограду дворца Сачино и подошла к окованным железом воротам. Когда привратник отозвался на стук, она тихо сказала асасу:
— Жди меня в кузнице.
Асас скрылся в темноте.
А женщина, прижавшись к воротам, зашептала:
— Это я, открой двери.
— Кто ты?
— Своя.
Сторож долго возился с засовом и наконец приоткрыл калитку. Женщина, как змея, проскользнула во двор и спросила сторожа:
— Ты Гигола Бежанашвили?
— Да, а ты кто? В темноте не могу распознать.
— Царица у себя? — спросила женщина.
— У себя.
— Не спит?
— Нет, она в парадном одеянии, пока ещё неизвестно, когда прибудет царь Ираклий, а чтобы надеть такое платье, ей требуется два дня…
— Чего зря болтаешь языком? Отвечай, в какой она комнате?
— Она в зале и играет в нарды с Осепа.
— Чтоб ты сдох! — воскликнула женщина и беззвучно, как летучая мышь, скрылась в потайном ходе.
— Ох, чтоб пропасть всему вашему роду! — выругался Гигола. — В этот тайный ход даже я, мужчина, боюсь сунуться, а она побежала даже без свечки. Наверно, какие-то важные вести несёт царице. Вот бы узнать, что она ей расскажет!
Гигола покачал головой.
Женщина быстро прошла тайный ход, касаясь рукой стены. Потом поднялась по винтовой лестнице и остановилась у двери, завешенной ковром. Осторожно отодвинув его, заглянула в комнату. Она увидела там пареши, обнимавшего служанку. При появлении незнакомки, одетой во всё чёрное, служанка вскрикнула и шмыгнула из комнаты. А пареши, растерявшись, остался на том же месте и в смущении поправлял чоху. Женщина села на тахту и приказала пареши:
— Иди доложи царице, что её ожидают в башенной комнате. А свечку не уноси, не оставаться же мне в темноте.
Пареши опустил протянутую к подсвечнику руку и, согнувшись, вышел через низкую дверь.
Женщина сидела на тахте, как рабыня из гарема, с закутанным лицом и сняла вуаль, лишь когда появилась царица.
— Майя, это ты! Какие принесла вести?
Дареджан говорила с лёгким мингрельским акцептом. На ней было парадное парчовое платье, отделанное тысячами мелких жемчужин и алмазов.
— Ой, царица, какие новости я разузнала и вот, не вытерпев, поспешила к вам…