— Что все это значит? — удивленно спросила Судлил.
— Свадебная церемония, — спокойно ответил Модьун.
Он объяснил, что видел это в нескольких драмах по телевидению во время своего заключения. В конце Модьун добавил:
— Телевидение быстро мне приелось, и я вскоре перестал его смотреть. Но пары людей-животных делали так. Вот почему, — он пожал плечами, как это часто делал Дуулдн, — я запомнил некоторые детали.
— Итак, теперь я твоя жена? — с интересом спросила Судлил.
— Да.
— Ну, — неуверенно начала она, — полагаю, что при таких обстоятельствах…
— Конечно, — остановил ее Модьун, — ведь мы собираемся заниматься сексом.
Она кивнула и отвернулась.
— Давай посмотрим, в каком состоянии наш дом через три тысячи лет.
Модьун не возражал. Он следовал за ней из комнаты в комнату, и все здесь выглядело столь же красиво, как в рассказах обучающих машин. Три спальни вместе с примыкавшими к ним ванными. Гостиная в сто квадратных футов. Огромная столовая. Кабинет. Несколько небольших спален для животных с отдельными ванными, две комнаты, назначение которых было не совсем ясным, и столовая с автоматическим обслуживанием.
Лишь одного машины не могли передать — красоту обстановки. Каждая мелочь была искусно выполнена из неразрушающихся пластмасс. Поверхности изгибались, чтобы по-разному отражать свет. Общее впечатление… да, именно этого и добивался давно умерший мастер: мерцающее палисандровое дерево в одной спальне; впечатление старины в другой; небольшие резные диваны в огромной гостиной были, похоже, из тикового дерева и там же — удобные кожаные кресла и пышные китайские ковры и драпировки, выглядевшие гобеленами.
Молодожены ходили из одной комнаты в другую, и Судлил была всем очень довольна. Наконец они пришли в столовую, и Судлил многозначительно сказала:
— Нам даже не придется выходить на улицу, чтобы поесть.
Модьун понимал ее. Но теперь ему казалось, что она совершила ошибку, не обратив должного внимания на негативные моменты.
Женщина продолжила:
— Как ты знаешь, мы во время роста были вынуждены удовлетворять определенные унизительные потребности наших тел. Еда и последующее избавление от отходов, сон, который отбирает много времени, необходимость стоять и сидеть — все это так отвратительно! Но как бы то ни было, мы здесь. Поэтому по крайней мере мы можем делать все это в уединении нашего жилища.
Модьун медлил.
— Нам нельзя забывать, что Нунули, вероятно, известно, где теперь нахожусь я, и, возможно, они уже узнали, что и ты здесь.
— С исторической точки зрения очень хорошо известно, — начала Судлил, — что эти вопросы совсем не должны заботить женщину. Поскольку мы вернулись на более низкий эволюционный план, ты, несомненно, не будешь думать о таких мелочах.
Модьуна вдруг осенило. Судлил всегда ценили за ее женскую точку зрения. И, очевидно, у нее было достаточно времени, чтобы обдумать свое новое положение, и теперь она демонстрировала свое новое понимание мира. Любопытно. Тем не менее, она не учитывает, что привлечет к себе такое же внимание Нунули, как и… он сам.
Женщина оглядела несколько шкафов. Наконец, довольная, она повернулась к Модьуну.
— Мы осмотрели дом, — сказала она. — Что теперь?
Модьун сказал, что он хотел совершить поездку по планете. Но думал, что они подождут несколько дней, пока будет длиться его наказание, но не сказал этого. Судлил терпеливо выслушала его, а затем спросила:
— Да, но что мы будем делать сегодня?
Модьун не растерялся — просто приспосабливался к ее постоянной потребности что-то делать.
— Мы можем заняться, — ответил он, — такими же философскими дискуссиями, какие вели за барьером…
Судлил оборвала его слегка дрожащим голосом:
— Мысли не имеют большой ценности для этого тела.
— Мы можем сесть, — продолжил Модьун, — либо лечь или же почитать книги о животных в кабинете, а потом пообедать. После чего могли бы посмотреть телевизор. И наконец, разумеется, отправиться спать.
— Ты имеешь в виду… просто посидеть?
Поразительная реакция. Но уже произнося эти слова, она увидела выражение его лица. И, наверное, поняла, что и у него есть проблемы с собственным телом.
— Я чувствую в своем мозгу… возбуждение, — медленно продолжила Судлил. — Словно все те нейтральные его части, которые управляют движением, подвергаются влиянию зрительных и особенно звуковых ощущений. То же самое происходит при прикосновении к моим ногам и когда ветерок гладит мою кожу. До сих пор органы обоняния и вкусовые рецепторы причиняют мне какое-то беспокойство. Но еще больше я хочу двигаться.