И на этой широкой платформе стояли люди и женщины. Совершенно обнаженные, и ничто, никакой барьер, не защищал их тела от космического холода. Как можно дышать в безвоздушной пустоте? Однако они дышали.
Они стояли там, на этой широкой темной палубе платформы. И смотрели на него, махая рукой. И звали его к себе. Более необычных призывов не слышал ни один смертный из землян. Не мысль, но нечто, более глубокое, сильное и жгущее, похожее на чувство голода или жажду и сводящее с ума, как это бывает с наркоманами.
Теперь он должен посадить свой звездолет на эту платформу, должен сойти вниз и присоединиться к ним. Он должен… Им овладело примитивное, несдерживаемое, ужасное желание…
Рванув вперед, звездолет начал медленно опускаться, и тут же пришло, столь же мощное, как и перед этим, желание-приказ заснуть.
Д’Орман только и успел в отчаянии подумать: «Надо бороться!» — а из подсознания вырвалось предупреждение: «Уходи! Уходи! Немедленно!» — Но еще не успел он до конца осознать этот страх, как провалился в сон.
Тишина! Он лежит с закрытыми глазами в мире, который был столь же беззвучен, как…
Д’Орман не мог подобрать нужного сравнения. Ни одного. Во всем его существовании не было ничего, что могло бы сравниться с этой абсолютной тишиной, не раздавалось никаких звуков, которые могли бы подействовать на него, как… Снова он не мог подобрать нужного сравнения. Вокруг царила одна лишь тишина.
«Странно», — подумал он и лишь сейчас почувствовал желание открыть глаза. Этот импульс прошел, и в его сознании осталась только убежденность, что уж ему-то, столько месяцев проведшему в одиночестве на борту звездолета, должно быть известно все о тишине и том, что она несла в себе.
Но тогда то была иная тишина; ее нарушали едва слышные вздохи и выдохи, звуки всасываемого им питательного бульона из тюбиков и движений тела. А эта же тишина… Какой же была она?
Его разум никак не мог дать ей определение. Д’Орман открыл глаза. Первые его впечатления были довольно скудными. Он лежал наполовину на спине, наполовину на боку. И рядом на фоне звездного неба располагался торпедообразный силуэт корабля-платформы размерами примерно тридцать на двенадцать футов. И ничего другого, кроме звезд и мрака космического пространства, в поле зрения он не замечал.
Все вполне нормально. Д’Орман не испытывал чувства страха. Казалось, что его разум и воспоминания о прежней жизни принадлежат как бы другому человеку, словно между памятью и сознанием возник какой-то барьер. Однако через несколько секунд из глубин разума пробилось желание определить его физическое местоположение относительно своего окружения.
Там же был темный корабль, начал припоминать д’Орман. Потом он уснул. И вот теперь эти звезды и мрак межзвездного пространства. Он, наверное, все еще сидит в кресле перед приборной доской, смотрит на экран и показываемые на нем огромные космические дали.
«Но, — мысленно нахмурился д’Орман, — на самом же деле я не сижу, нет, я лежу на спине и смотрю вверх, вверх на небо, где видны одни лишь звезды и темное пятно, которое может быть, судя по очертаниям, еще одним космическим кораблем».
С отрешенностью совы его мозг не соглашался с тем, что видели его глаза: единственным земным звездолетом, о котором он знал, в этой части Вселенной был его собственный. Здесь не могло быть второго корабля. И в тот же миг д’Орман оказался на ногах. Он не помнил, как вскочил: только что он лежал на спине, а уже в следующую секунду он стоит, покачиваясь на нетвердых ногах…
Рядом со своим кораблем на широкой платформе, которую ясно различал в смутной дымке. И везде вокруг него, и вблизи, и вдалеке, стояли, сидели или лежали обнаженные люди, и никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Д’Орман вцепился потерявшими чувствительность пальцами во входной люк корабля и изо всех сил попытался открыть его.
Спустя несколько минут этих безумных действий его подготовка космонавта взяла вверх над подсознанием, которое овладело было его телом. Отчаяние стало покидать его, и вот д’Орман уже внимательно и с тревогой изучает механизм открывания люка, осторожно дергает его. Потом он отступил на шаг и стал оглядывать весь свой небольшой звездолет.
Из каких-то остатков спокойствия, которые таились в самых глубинах его подсознания и которых он не осознавал, пришло желание, которое тут же оформилось в действие. Он неспешно обошел космический корабль и прильнул к иллюминатору. Ему казалось, что он как бы из глубин темного колодца смотрит на знакомые приборы и разные металлические предметы, и его снова охватило безумие, но в этот раз он довольно быстро с ним справился.