— Билли, не забудь надеть галоши.
Глаза Грейсона повылазили из орбит, когда он в неверии уставился на нее. Потом он специально, чтобы убедиться в реальности происходящего, подошел к ней и прикоснулся. Мать схватила его за руку; пальцы ее были теплыми, наполненные жизнью.
— Я хочу, чтобы ты пошел и сказал своему отцу, что обед уже готов, — сказала она.
Грейсон высвободил руку и пошел прямо в сгущающиеся сумерки. Когда он оглянулся, то никого не увидел. Но вскоре рядом с ним оказался один мальчуган. Сначала Грейсон не обращал на него внимания, но украдкой взглянул на своего попутчика.
Это был он сам в возрасте пятнадцати лет.
Прежде чем темнота не сгустилась так, что невозможно было ничего рассмотреть, он заметил, что рядом с первым мальчишкой шагает еще один. Тоже он, Грейсон, но в возрасте одиннадцати лет.
«Целых три Билла Грейсона», — подумал космонавт и начал хохотать, как безумец.
Успокоившись, он бросился бежать. Когда Грейсон оглянулся, рядом с ним никого не было. Тяжело дыша, он перешел на шаг и почти тут же услышал смех детей где-то в темноте. Такой знакомый смех, но все же слышать его было для Грейсона шоком.
— Эй вы, Грейсоны разного возраста, — крикнул он им. — Убирайтесь прочь! Я знаю, вы только галлюцинации.
Когда у него не осталось совсем сил, когда его голос был не громче шепота, он подумал: «В самом ли деле только галлюцинации? Ты уверен?»
Чувствуя невыразимую подавленность и истощение, он слабым голосом произнес вслух:
— Харт и я, мы все попали в один и тот же сумасшедший дом.
Наступил холодный рассвет, а вместе с ним пришла и надежда, что с восходом солнца наступит конец безумию ночи. Когда постепенно свет заполонил все вокруг, Грейсон в замешательстве огляделся. Он лежал на холме, а ниже простирался его родной город Калипсо, штат Огайо.
Он, не веря, смотрел на него, но город выглядел таким настоящим, как сама жизнь, что он бросился бежать к нему.
Да, это был Калипсо, но таким, каким был в его детстве. Он направился к своему дому. А вот и он сам, десятилетний. Грейсон позвал себя младшего, но тот, бросив на него один взгляд, повернулся и убежал в дом.
Грейсон лег на лужайку перед домом и прикрыл рукой глаза.
— Кто-то, — сказал он себе, — вернее, что-то выкрадывает у меня воспоминания и показывает их мне.
Ему показалось, что если он еще надеется сохранить свой рассудок и остаться живым, ему нужно держаться этой мысли.
Пошел шестой день после ухода Грейсона. Лежа на койке на борту спасательной шлюпки Джон Харт шевельнулся и открыл глаза.
— Я голоден, — сказал он вслух ни к кому особо не обращаясь.
Несколько секунд он подождал, сам не зная, чего, а потом медленно приподнялся и, соскользнув с койки, прошел в камбуз. Поев, он направился к шлюзу и долгое время простоял возле входного люка с иллюминатором, глядя на земной пейзаж, простиравшийся перед ним. Его настроение немного улучшилось.
Харт одним прыжком спрыгнул на землю и направился к вершине ближайшего холма. Быстро смеркалось, однако ему и в голову не пришло вернуться на корабль.
Вскоре шлюпка затерялась в сгустившихся сумерках.
Первой к нему подошла подружка его юности, вынырнув из темноты, и они долго беседовали. В конце концов они решили пожениться.
Тут же сыграли свадьбу; неизвестно откуда взявшийся священник отвез их на автомобиле в прекрасный дом в окрестностях Питтсбурга, где уже собрались обе их семьи. Харт знал этого старика в детстве.
Пара молодоженов свой медовый месяц провели в Нью-Йорке, затем побывали у Ниагарского водопада. Жить они решили в Калифорнии, где, как вдруг выяснилось, их ожидали трое детей на богатом ранчо в сто тысяч акров, оценивавшемся в миллион долларов, где работали ковбои в одежде, как из кинофильмов.
Для Грейсона жизнь на этой первоначально безжизненной планете, где теперь вовсю расцвела цивилизация, напоминала какой-то ночной кошмар. Продолжительность жизни людей, с которыми был знаком он, не превышала семидесяти лет. Дети рождались через девять месяцев и десять дней после зачатия.
Он уже похоронил шесть поколений одной семьи, с которой познакомился после прилета. И вот однажды, когда он пересекал Бродвей в Нью-Йорке, он увидел одного мужчину, приземистая фигура которого, походка и манеры заставили его остановиться.
— Генри! — закричал он. — Генри Малкинс!
— Ну, да, это я… А ты же… Билл Грейсон.