— Я держу тебя, Артакс, — шептал он, — я не отпущу тебя, я не дам тебе погибнуть.
Лошадка в последний раз тихонько заржала.
— Со мной все кончено. Мы оба не знали, что ждет нас здесь. Теперь понятно, почему это место называется болотом Уныния. Оно отнимает надежду.
— Но ведь я тоже здесь, — сказал Атрей. — А ничего такого не чувствую.
— На тебе амулет, хозяин, ты защищен.
— Тогда я сейчас же повешу его на тебя, — Атрей схватился за цепь, — может, он и тебя защитит!
— Нет, ты не можешь сделать этого, хозяин, — фыркнула лошадка. — Амулет дан тебе, и ты не имеешь права никому его передавать. Дальше веди Поиск без меня.
Атрей прижался к лошадке лицом.
— Артакс… — прошептал он, задыхаясь, — верный мой конь!..
— Не согласишься ли ты исполнить мою последнюю просьбу, хозяин? — Атрей молча кивнул. — Тогда я прошу тебя отправляться дальше. Я не хочу, чтобы ты видел мой последний час. Окажешь мне такую услугу?
Атрей медленно поднялся. Голова лошадки уже только наполовину виднелась над поверхностью воды.
— Прощай, Атрей, хозяин мой, будь счастлив! И спасибо тебе!
Атрей стиснул зубы. Он не в силах был что-нибудь произнести. Он еще раз кивнул Артаксу, отвернулся и пошел прочь.
Бастиан всхлипнул. Он не мог сдержаться. Его глаза наполнились слезами, и буквы расплывались. Пришлось ему достать платок и высморкаться, прежде чем он смог продолжать.
Сколько времени он пробирался дальше, Атрей не мог судить. Словно оглохший и ослепший, он просто шел и шел. Туман сгущался все плотнее, и Атрею казалось, что он часами плутает по кругу. Он уже не следил, куда ступает, но каким-то чудом не проваливался глубже, чем по колено. Видимо, знак Детской Королевы вел и хранил его.
Потом он вдруг остановился перед высокой и довольно крутой горой. Ухватился за выступ, подтянулся и стал взбираться на округлую вершину. Вначале он не обратил внимания, что это за скала, но, очутившись наверху, заметил, что она состоит из гигантских роговых пластин, щелях между которыми рос мох.
Итак, он добрался-таки до Роговой горы!
Однако это открытие не принесло ему радости. Гибель Артакса сделала его равнодушным ко всему. Теперь ему предстояло разыскать здесь древнюю Морлу.
Вдруг гора под ним слегка содрогнулась, потом послышалось чудовищное пыхтенье, чавканье, и чей-то голос, исходивший, казалось, из недр земли, произнес:
— Гляди-ка, старая, что это там по нас ползает!
Атрей подбежал к краю горы, откуда доносился голос, но поскользнулся на зарослях мха и покатился под уклон. Ему не удалось ни за что зацепиться, он катился все быстрее и наконец сорвался вниз. По счастью, он упал на какое-то дерево, и ветки удержали его.
Прямо перед ним был громадный грот в горе, там плескалась и хлюпала жижа, что-то там шевелилось и медленно выдвигалось из глубины наружу. Это было нечто громадное, похожее на обломок скалы величиной с дом. И тут Атрей понял, что это не что иное, как голова черепахи на морщинистой шее. Глаза ее напоминали две большие черные лужи, из пасти стекала по водорослям илистая вода. Вся эта Роговая гора — Атрей только теперь догадался — была громадной чудовищной черепахой — древней Морлой!
И снова раздался хриплый булькающий голос:
— Малыш, что ты здесь делаешь?
Атрей схватился за свой амулет и показал его черепахе.
— Ты знаешь, что это такое, Морла?
— Гляди-ка, старая, — не сразу отозвалась черепаха, — АУРИН, давно мы с тобой не видали знака Детской Королевы, давно.
— Детская Королева больна, — торопился Атрей, — ты знаешь об этом?
— Какая нам разница, верно, старая? — ответила Морла. Похоже, она обращалась таким странным образом сама к себе, веками не имея другого собеседника.
— Если мы ее не спасем, она умрет! — настойчиво добавил Атрей.
— Что ж, — отвечала Морла.
— Но вместе с ней погибнет и Фантазия! Уничтожение расползается всюду. Я сам это видел.
Морла глядела на него своими громадными пустыми глазами.
— Мы ничего не имеем против, верно, старая? — булькала она.
— Но ведь мы все погибнем! — закричал Атрей. — Все!
— Гляди-ка, малыш, — отвечала Морла, — какое нам до всего этого дело? Что может быть для нас важного на свете? Разве не все равно?
— Но ведь и ты исчезнешь, Морла! — гневно воскликнул Атрей. — И ты! Или ты думаешь, что ты такая старая, что переживешь саму Фантазию?
— Гляди-ка, — булькала Морла, — мы уже старые, малыш, слишком старые. Мы уже достаточно пожили. Много повидали. Кто узнал так много, как мы, для того уже не осталось на свете ничего важного. Все повторяется, день и ночь, зима и лето, мир пуст и бессмыслен. Все вращается по кругу. Что возникло, должно пройти, что родилось, должно умереть. Все исчезает, хорошее и плохое, глупое и мудрое, прекрасное и безобразное. Все пусто. Серьезного нет ничего.