Положив папку на стол, Алиция раскрыла ее и принялась перебирать находящиеся в ней бумаги. Наконец нашла нужную.
— Погляди-ка, — протянула она ее мне. — Это тебе ничего не напоминает?
Я взглянула, и у меня перехватило дыхание. Это была карта, точно такая же, как и на «Цыганке», только в несколько увеличенном виде. Точно так же на ней виднелись пустые места в виде белых лепешек, на которых стояли крестики!
— Езус-Мария, откуда это у тебя?
— А что, похожа?
— Тютелька в тютельку! Только немного покрупнее моей.
Пояснив, в чем сходство, я схватила карту и убедилась, что даже крестики здесь тоже четырех видов. Правда, сделана она была на другом материале, на обычной фотобумаге, причем сфотографирована довольно небрежно, как будто фотографировали не прямо, а немного сбоку.
Я потребовала от Алиции объяснений. Очень довольная произведенным впечатлением, та сказала:
— Я ее сама сфотографировала. А снимок отпечатала уже через несколько лет, обнаружив у себя негатив. Интересно было узнать, что на негативе.
— А почему оставила на негативе, не отпечатала сразу вместе с другими снимками?
— Во-первых, не считала это снимком, а во-вторых, карта связана с Мундей, мне просто противно было заниматься этим.
— Почему с Мундей? Когда же ты ее сфотографировала и зачем? Да рассказывай же!
— Вкратце или с подробностями?
— С подробностями разумеется, глупый вопрос!
Тогда Алиция извлекла из папки еще одну бумагу и развернула ее. Это была сложенная в восемь раз карта-старая, выцветшая, но тем не менее можно было определить — немецкая штабная карта.
— А это еще что такое? — удивилась я. — Зачем?
— Еще не знаю, но ты пожелала с подробностями, так что придется начать издалека. И не торопи меня, буду вспоминать подробности.
— Значит, тебе придется обратиться к записям в календариках, я правильно понимаю?
— Правильно, и я даже помню, где у меня эти календарики лежат. Что, приступим прямо сейчас? Может, все-таки отложим до завтра?
Я взглянула на часы — полвторого ночи. Взглянула на Алицину карту — она побольше моей, свою драгоценную лупу я оставила на родине, может, на такой крупной можно разобрать условные обозначения и без помощи лупы? При солнечном свете?
— Хорошо, оставим на завтра. Только не убирай ничего со стола, пусть так и останется.
Утром весь хлам мы перенесли на стол в гостиной — надо же было позавтракать. После завтрака я с нетерпением стала ждать, когда же Алиция разыщет свои календарики. Всю жизнь, начиная с ранней молодости, она делала записи в календариках, один календарик на один год. Нечто вроде дневника, но не дневник. Просто под конкретной датой записывались события, случившиеся в этот день. Записывались сокращенно, по только ей понятной системе, и как она разбиралась в своих записях — уму непостижимо.
Поиски затягивались, ждать, ничего не делая, я больше не могла, поэтому вынесла фотографию карты на стол в садик и попыталась ее расшифровать. Сделать это без лупы, однако, не, удалось, а Алицина лупа была явно слабовата.
Из дома вышла Алиция.
— Нашла календари, — заявила она. — И принесла тебе вторую лупу, попробуй с двумя.
— Зом... мер... фельд, — с трудом разобрала я надпись на карте. — Посмотри ты, может, лучше прочитаешь.
Алиция наклонилась над картой;
— Когда-то я умела пользоваться двумя лупами... Вот так. Ага, правильно — Зоммерфельд.
— Что это значит?
— А я знаю? Летнее поле по-немецки. Погляди, вот тут что-то покрупнее написано, правда, не все слово, часть отрезана.
Мы принялись расшифровывать полустертую надпись какого-то более крупного населенного пункта. Оканчивается на «бург» или «берг». Тоже мне открытие! Сколько таких названий в немецком языке!
— Вторая буква в названии точно «р», —бормотала Алиция. — Впереди не хватает одной буквы.
Труднее всего было расшифровать середину слова, посередине протекала какая-то речка, буквы были размыты, чуть просматривались. Я выписала весь немецкий алфавит и принялась вычеркивать из него буквы, которые точно не подходили. Приемлемыми остались только «б», «о» и «у».
Хорошо знавшая немецкий, Алиция решительно произнесла:
— «Оэрг» и «У эрг» исключаются, остается только «берг». «Ор»... «Гр»... Грюнберг! — радостно вскричала она. Грюнберг, Зелена Гура!
— Думаешь?
Я дорисовала до слова недостающие буквочки, все подходило. Алиция смеялась от радости.
— Вспомнила, недалеко от Зеленой Гуры действительно есть Зоммерфельд. Принеси атлас, проверим.
Атлас подтвердил ее правоту. Атлас у Алипии был старый, довоенный, когда все эти земли еще принадлежали Германии. Естественно, все обозначения в атласе на этих землях сделаны были по-немецки.
— Выходит, наши карты представляют кусок Возвращенных Земель, отошедших к Польше после войны. Тогда моя РЕСЛА означает БРЕСЛАУ, наш Вроцлав! Надо же, а я уже собиралась искать в Африке и на Карибах! Возвращенные Земли...
Мы с Алицией замолчали и уставились друг на друга.
— И что? — спросила Алиция. — Есть идея?
— Столько идей, что не знаю, как с ними разобраться.
— Тогда подожди, давай еще почитаем — мои записи, относящиеся к сороковым — пятидесятым годам. Куда же я положила свои календарики? Опять потерялись!
Общими усилиями отыскали календарики, и Алиция принялась расшифровывать свои записи. В виде вступления сообщила мне, что в те годы была очень молода. Это сообщение не показалось мне сенсационным. Зато следующее очень смахивало на сенсацию. А именно — оказалось, Мундя был знаком с баронским ординарцем!
— Откуда я об этом узнала — не помню, — рассказывала Алиция, — но факт этот тут у меня зафиксирован. Я тебе уже говорила, ординарец полковника был из силезских немцев, под конец войны попал в плен, но его быстро освободили, еще когда он работал по расчистке завалов разрушенной Варшавы. Уже тогда парень научился неплохо говорить по-польски, и после освобождения не захотел уезжать.
Алиция достала самый старый из календариков, но он оказался за пятьдесят шестой год, пришлось восстанавливать по памяти то, что происходило раньше, — знакомство с ординарцем, первую поездку в сорок восьмом году в поместье барона. В ка-лендарике за пятьдесят восьмой год она отыскала надписи, напомнившие ей о встрече с одним немцем.