— А не могло получиться так, —спросила я Алицию, —что, наоборот, ты по своей рассеянности стащила семь карт, а Мунде оставила лишь одну? Или кто другой забрал остальные, а не Мундя? А Мундя до сих пор считает, что карты у тебя?
— Какое мне дело до того, как считает Мундя? — совсем разгневалась Алиция. — Плевать мне на Мундю и его мнение! Не знаю, где он, что с ним, и знать не желаю! А ты желаешь знать, что было дальше, или мне не стоит рассказывать?
Я быстренько оставила Мундю в покое, чтобы не злить Алицию, и заверила ее, что горю желанием услышать продолжение. Продолжение оказалось на удивление кратким.
— А потом один человек рассказал мне множество интересного и умер, — сказала Алиция и надолго замолчала, продолжая изучать календарик.
Я долго ждала, не перебивая и даже не дыша, потом не выдержала:
— Боюсь, ты изложила события в излишне сжатой форме. Нельзя ли немножко подробнее?
Алиция заглянула в свою чашку:
— Как, я уже выпила весь кофе? Надо еще заварить, сейчас я приступлю к самому важному.
В те годы судьба свела Алицию с одним старым и очень больным человеком. Совсем посторонним, незнакомым. Жил он в соседнем доме, Алиция узнала о нем от приходящей уборщицы и не была бы Алицией, если бы немедленно не занялась им. Известно ведь — если кто-то болен, одинок, несчастен и к тому же беден — забота Алиции ему гарантирована. Она сама бы разболелась, если бы не оказала помощи такому человеку. Ей бы в больнице работать... Так вот, тот больной старичок сначала лишь стонал, потом стал проявлять признательность, а потом в знак признательности попытался открыть Алиции какую-то тайну.
— Когда малость окреп, стал рассказывать мне историю своей незадавшейся жизни, —говорила Алиция.
— По его словам выходило, что он знал какую-то тайну;, и вынужден был ее продать, так как заболел и не смог работать. Рассказывал по кусочку, был уже очень слаб. Иногда заговаривался, вроде как бредил, так что впечатление от его откровенностей и тогда у меня было сумбурное, а сейчас и вовсе многое позабыла. Вот что записано в календарике: «Возвращенные Земли. Немцы преступники и грабители. Не все. Карты. Одна продана. Важный документ. Шайка мошенников. Один важный тип. Меха».
— И что дальше? — спросила я, потому что на «мехах» Алиция замолчала и не собиралась продолжать.
— Ничего. Этот человек умер.
— И ты не пыталась его получше расспросить, чтобы все узнать?
— Не пыталась, наоборот, велела ему замолчать, так как говорил он с трудом. Это был умирающий, а ты — «порасспросить»! Но уже в предсмертном бреду несколько раз повторял — «важный тип», и при этом всегда «меха», «меха».
— Выходит, скорняк?
— Теперь выходит — скорняк. Тогда у меня вообще ничего не выходило, да и не придавала я значения его словам, считала, просто бредит человек.
— Нет, оказывается, вовсе не бредил, смотри, очень даже логично выглядит все вместе взятое, только по-прежнему не разобраться. Посмотри в своих записях, может, там еще что есть?
Раскрыв очередной календарик, Алиция принялась его просматривать, бормоча себе что-то под нос. Я сидела молча, вопросов не задавала, чтобы ее не отвлекать. Вот Алиция добралась до середины календарика и заявила с торжеством:
— И тут Мундя сбежал за границу. Вот тебе и раз! Я была разочарована.
— А почему же тогда ты его обозвала свиньей? — высказала я претензию. — До сих пор ничего особо свинского он не совершал.
— А вот тут как раз это и записано! Свинью он подложил не мне, а другому человеку, но все равно. Уехал за границу учиться по рекомендации своего профессора и не вернулся. Знаешь, какими последствиями оборачивалось в те годы такое? Профессора освободили от занимаемой должности, он стал невыездным, ну и прочее. Сначала Мундя осел в Вене и, по слухам, занялся распродажей нелегально вывезенных из Польши предметов нашего искусства, ты как раз это очень любишь...
— Ну, и теперь ты меня окончательно запутала, — недовольно сказала я, вставая из-за стола. — А уж казалось, поняла, в чем дело. Мундя заполучил карту с Хоэнвальде, по ней определил, где зарыты награбленные фон бароном сокровища, откопал твои часы и вывез их за границу. И конец загадки. Теперь же вижу-никакой не конец, только начало. Может, попробуем все разложить по полочкам, вместе поломаем головы?
— Попробуем. А раз уж ты встала, сделай кофе. Во рту пересохло.
Канвой для рассуждений мы избрали исповедь умирающего человека, ибо она могла служить основой для всех происшествий и была настолько неопределенна, что к ней можно было приладить абсолютно все.
Все известные нам события набросали мы в хронологическом порядке на эту канву, и вот что у нас получилось.
Итак, события разворачивались на вполне определенной почве — на Возвращенных Землях. Это их фрагмент изображен на карте с лепешками, обнаруженной в родном доме Мунди. На этих землях Мундя мог встретиться с умирающим человеком, и тот мог раскрыть Мунде свою тайну. Далее в записях Алиции стояло: «Немцы преступники и грабители. Не все». Как первая, так и вторая часть этой исторической записи не вызвали у нас ни сомнений, ни дискуссии. Далее шло — «Карты». И тут все совпадало. Судя по всему; Мундя разыскивал и присваивал карты, карты с самого начала, можно сказать, сами лезли в руки. А что означает «Одна продана»?
— Может, продана та самая карта, которая составляла тайну умирающего человека? — предположила Алиция.
— Он продал ее, чтобы не умереть с голоду, когда заболел.
— И ты считаешь, продал ее Мунде?
— Не думаю. Прямо тот человек ничего не сказал, но у меня осталось в памяти — не Мунде. Почему, лучше не спрашивай, я и сама не знаю.
— Жаль, что этого ты не записала.
— Теперь ничего не сделаешь. Что там в нашей канве дальше идет?
— «Важный документ».
Важный документ так и повис в воздухе, во всей дальнейшей истории не оказалось ничего, что можно было бы подвести под эту рубрику. Да и вообще, все следующие за важным документом пункты нашей канвы не удалось ни к чему привязать. Сплошные вопросы. Особенно много вопросов вызвал скорняк, автоматически вытекающий из «мехов».