- Видишь ли, я из хорошей семьи, прекрасно воспитана, - сухо парировала я. - Меня не потрясает вежливость мужчины. И если он подает пальто, отодвигает стул, когда я встаю, или дарит цветы, у меня от таких знаков внимания голова не кружится.
- Возможно, я глупее тебя, и сразу же, как дура, влюбилась. Потом разобралась, да было уже поздно.
- Ты не глупее, просто моложе. А теперь расскажи мне о Пшемыславе, наконец-то я все о нем узнаю!
Беата бросила на меня нерешительный взгляд и жалобно ответила:
- Нет. От меня ты ничего не узнаешь. Такой ответ вызвал во мне не меньший интерес, чем сам Пшемыслав.
- Тогда скажи хотя бы почему.
- Очень просто. Я обещала ему никогда ничего о нем не рассказывать. И если от кого-то он узнает нежелательные сведения о себе, поймет, они исходят не от меня. Тебе я бы с удовольствием рассказала о Пшемыславе если не все, то много, ибо ничто не доставляет мне такого удовольствия, как говорить о любимом человеке, ^но он только что встретил тебя и спросит, что я о нем тебе рассказала. Вернее, прямо не спросит, подождет, пока я сама не выболтаю, заставит всякими намеками, а потом проверит.
- Проверит? Как?
- У него есть свои способы. Пусть уж лучше знает, что я ничего не сказала.
Беата и в самом деле могла говорить о Пшемыславе всю ночь, но, поскольку ничего конкретного я все равно не могла узнать, прекратила бесплодные разговоры и, прихватив крестовые походы, удалилась, оставив Беату одну с ее трудным счастьем.
Во время дальнейших встреч с Беатой я пыталась осторожно раскрыть ей глаза на эгоизм и себялюбие Пшемыслава, но мои аргументы до нее не доходили.
- Не нравится мне эта твоя большая любовь, - прямо заявила я. - Боюсь, тут для тебя нет будущего. Ты хоть это понимаешь?
- Все понимаю, - отвечала Беата, опять сияя, как новогодняя елка. - Но есть в нем два качества, за которые я ему прощаю все!
- Какие же?
- Я знаю, что могу ему довериться абсолютно во всем. Полное доверие, ты хоть понимаешь, что это значит? И второе - я знаю, что он меня любит. Я для него - единственная женщина на^всем земном шаре, остальные не в счет.
Вот так. С той поры, когда первая обезьяна спустилась с дерева и стала переходным звеном, ничто не изменилось. Единственная на всем белом свете... А сколько раз я сама, несчастная кретинка, тоже так думала?
Ровно через три года она позвонила мне в час ночи:
- Извини, что звоню так поздно, но куда мне позвонить, если не тебе? В "Скорую помощь"? В милицию?
И я услышала в трубке горькие рыдания. Не слушая меня, не отвечая на встревоженные расспросы, Беата горько рыдала, повторяя лишь, что "больше не может, не может, не может!"
Я положила телефонную трубку и помчалась к ней.
Беата порвала с Пшемыславом. Видно, она и в самом деле очень его любила, ее горе было глубоким и искренним. Я, как могла, успокаивала несчастную женщину. Переждала поток слез, переждала приступ дикой ненависти к бывшему возлюбленному, когда она не помня себя выкрикивала какие-то ужасные вещи.
Наконец Беата немного успокоилась, и ей захотелось выговориться.
- Он обманул меня, понимаешь? - все еще всхлипывая заговорила она. - С самого начала это была одна сплошная ложь. И теперь он меня бросил, так безгранично мерзко, так по-хамски, что отвратительнее просто нельзя! И с такой просто нечеловеческой жестокостью!
- Послушай, если уж хочешь рассказать, начни с начала, а не с конца, посоветовала я. - Тебе нужно очиститься от этого всего, а я пойму, ведь я немного знаю его. Выплюни из себя всю горечь, не оставляй на развод!
- Да я бы охотней всего вывернула себя наизнанку и отдраила с порошком-чувствую себя так, словно вся извалялась в дерьме.
- Неужели так плохо?
- Хуже, чем ты думаешь! Хочешь с начала? Хорошо, пусть будет с начала. Мне так страшно хотелось, чтобы меня кто-то любил! Это с самого начала. Потом я уже не требовала так много, лишь бы сама могла кого-то любить. О Господи, да ты ведь знаешь, моя мать... мой муж... Их я любить не могла, от них я должна была защищаться.
Так, понятно. И нетронутые запасы своих чувств она обрушила на Пшемыслава.
- Никогда в жизни больше никому не поверю. Ему я верила... Как верила! Познакомились мы в библиотеке, он восхищался мною, говорил милые слова. Как я была тогда счастлива! Ну и сотворила из него божество, кумира, воздвигла алтарь и поклонялась необыкновенному, единственному на свете! А ему нужно было именно это - безграничная вера в него, преданность и самоотречение. Ему надо было, чтобы им так восторгались. Тогда я не знала почему. Теперь знаю.
- Ему это нужно было для самоутверждения, - сказала я холодно и безжалостно. - Я это тоже с некоторых пор поняла. Он работал в так называемых органах, и его отправили в отставку. А с этим трудно примириться людям, обладавшим раньше властью, властью тайной и потому еще более весомой. Был этакий серый кардинал, магистр тайного ордена. Вот он и стал строить из себя неизвестно что. Задница в форточке!
- Все правильно! - подтвердила Беата. - Очень хорошо, что ты понимаешь, не надо долго объяснять. И насчет его многочисленных баб тоже знаешь. Если бы он был просто бабник - еще туда-сюда. Нет, и в этом сплошные обман и лицемерие. Бабник по сравнению с Пшемыславом - воплощение добродетелей: не скрывает, что он бабник, ухаживает за женщинами явно и открыто, не только обольщает, но и сам ими увлекается. Этот же действовал всегда с хитростью, с подвохом, притворялся, что любит и будет любить до гроба... Видела бы ты его женщин! Внешне красивые, но интеллекта ни на грош. Ему только тогда комфортно, когда рядом с ним идиотка, обожающая его, свое божество. Только потому ему и удается разыгрывать роль бога. Правда, была когда-то в его жизни девушка, которую он любил. Молод был, потом поумнел... А та, похоже, здорово задела его, никогда не мог ее забыть.
- Кто такая?
- Толком не знаю, похоже, уличная девка. Из тех, что еще девчонкой убегают из дому и охотно валяются в сточных канавах. По его словам, он ее из канавы и выудил, отмыл, одел. А уж красивая была - такой, по его словам, он больше не встречал. Так вот, эта единственная из всех его баб была неглупой, он ее и выудил для того, чтобы в своей работе использовать. Девка, по всему видать, оторви и брось, успела и наркотиками заняться, и с уголовниками связалась. Ей грозил крупный срок, и она согласилась помочь органам, какую-то шайку благодаря ей разоблачили. Так вот она быстренько нашего Пшемыслава раскусила, и хотя стала его агентом и помогла каких-то преступников выловить, но и его использовала на всю катушку. Чего он только для нее не делал! Долго она с ним переписывалась, потому что уехала из Польши на вольный Запад, он мне ее письма показывал, благодарила за оказанные услуги. Может, из-за нее и из органов вылетел, не знаю. А мне в пику все ее восхвалял. Я, конечно, по красоте ей и в подметки не гожусь, меня ему не пришлось из канавы выуживать, у меня не было знакомств с подозрительными иностранцами, я наркотиками не торговала и в преступных шайках не состояла, какая ему от меня польза? А тут я вдруг прозрела и перестала воскурять ему фимиам и поклоняться.