Бабуля Доманевская имела на своем счету восемьдесят семь лет и обширный склероз. Меня она приняла за мою тетку, с которой, впрочем, тоже не была знакома, а только когда-то слышала о ней, поскольку тетка, приходившаяся троюродной сестрой мужу Эльжбеты, никогда в Канаде не бывала. Бабуля обрадовалась, что наконец приехала. Мне было без разницы, я не стала выводить старушку из заблуждения, рассчитывая, что наличие моей тетки поможет ей лучше вспомнить давние времена.
И я в общем-то не ошиблась. Старушка принялась вдохновенно вспоминать годы своей молодости, совпавшие с началом века, и приезд в Канаду, как раз перед началом первой мировой войны. Сопровождая старушку по всем извивам ее жизненного пути, я постепенно пришла к убеждению, что на весь путь ей понадобится не меньше месяца. Вряд ли раньше мне удастся протолкнуть ее через вторую мировую войну. Видимо, те же опасения тревожили и Эльжбету, ибо она изо всех сил стала помогать мне как-то недипломатичнее приблизить рассказчицу к послевоенным событиям.
Неисповедимы пути человеческой памяти. Ни с того ни с сего бабуля перепрыгнула через четверть века и принялась во всех подробностях рассказывать о том, когда и где приобрела вот эту чудесную мебель, к которой ее внуки отнеслись с таким пренебрежением, а ведь мебель была почти новая, и сорока лет ей не насчитывалось. С мебелью старушка так неожиданно ворвалась в собственное бесконечное повествование, что я не успела и слова вставить. В этом, впрочем, не оказалось необходимости, бабуля не нуждалась в наводящих вопросах, рассказывая с мельчайшими подробностями. А дела тех давно минувших дней она помнила прекрасно.
Мебель она покупала уже не новую, но ведь в отличном состоянии! А они взяли и выбросили, неизвестно почему. И часы выбросили, а ведь за часы она очень дорого заплатила, они такие красивые, с финтифлюшками, таких уже не делают...
Я с тревогой взглянула на Эльжбету - а вдруг прервет рассказ старушки, напомнит, что часы никто не выбрасывал, что они и сейчас у нее стоят. Нет, сидела, умница, с непроницаемым лицом, не перебивала старших.
Потом мне рассказали, что бабушка меняла свое мнение двенадцать раз в год, по четным месяцам одобряла решение подарить часы Эльжбетиной дочке, по нечетным упрекала потомков за то, что выбросили чудесные часики. Или наоборот, неважно. В данном случае мы угодили в месяц упреков.
А бабуля продолжала свои излияния. Оказалось, так дорого она заплатила не только потому, что часы ей понравились, но и из-за паренька, который их продавал, уж очень ей было жалко его. Земляк, совсем нищий, только что сбежал с разоренной войной родины, гроша за душой у бедняги не было, кто-то из здешних знакомых его к ней прислал...
Тут мы с Эльжбетой первый раз осмелились перебить бабулю.
- А какой знакомый? Может, припомните?
- А как же, очень хорошо помню, память у меня еще не отшибло. Тот самый, что всю жизнь ездит на желтой такой машине.
Желтая машина оказалась совершенно бесценным ориентиром. Среднее поколение Доманев-ских прекрасно знало, что на желтом пикапе в дни молодости разъезжал их знакомый, в настоящее время владелец крупной транспортной конторы, большегрузные контейнеровозы которого колесят сейчас по всей Канаде. Пожилой владелец желтой машины на всю жизнь запомнил того самого паренька, продавшего Доманевской бабуле часы, ибо сам тогда же приобрел у него буквально за гроши вазочку, которая теперь стоит как минимум тысяч сто долларов. Кому-то из здешних поляков тот паренек доводился родственником, еще вроде его куда-то на работу пристроили...
Все семейство Доманевских приняло близко к сердцу мои поиски и отказалось принять от меня деньги за несколько междугородных телефонных переговоров, благодаря которым я получила важные сведения: звали паренька Барт Леванд, еще лет пять назад он работал в ресторанчике под Четемом, на берегу залива Св. Лаврентия. Слава Богу, что не на Соломоновых островах! Хотя и так стало ясно я разорюсь окончательно. Оставив в покое бабулю Доманевскую, оставив собственную мамулю под опекой внуков, я двинулась на поиски.
Не сразу удалось найти искомый ресторанчик. Правильно, работал у них такой, теперь не работает. Нет, насколько им известно, никуда не уехал, живет вон в тех бараках на берегу.
Разыскала я и бараки. Назвать бараками такие дома... У нас владелец гордо назвал бы виллой, коттеджем и был бы прав. Порасспрашивав обитателей этих "бараков", я свернула с проезжей дороги по узкому, поросшему травой проулку к домику у самой воды. Спускался вечер, а я и не подумала о том, где переночую, поисковая лихорадка целиком овладела мною. Интересно, как я сейчас, на ночь глядя, заявлюсь в дом к незнакомым людям, в Канаде так не принято, о визите там договариваются загодя, могут и вообще не открыть двери. Впрочем, обратного хода не было.
Оставив машину в некотором отдалении от домика, я чуть ли не бегом кинулась к крыльцу, чтобы не дать времени закрасться в душу сомнениям благопристойности и хорошего тона. И все-таки у входной двери затормозила. Нет, не потому что в душу все-таки вкрались сомнения. Просто через открытые окна я услышала музыку. Кто-то играл на пианино танго "Ноттурно".
Танго "Ноттурно" не назовешь шлягером, известным на всем свете, как, например, танго "Кум-парсита" или "Милонга". Я сама убедилась, что в злачных местах, например Сицилии, оркестранты не имеют о нем ни малейшего понятия. И вдруг я слышу его здесь, в далекой Канаде, на берегу залива Св. Лаврентия! Да еще в таком исполнении! Очень характерное исполнение: минимальная смена ритма, будто пианист споткнулся, два быстрых удара по клавишам, и опять плывет душещипательная мелодия...
Медленно подняв руку к звонку, я позвонила. Пианино замолкло, двери открыли без всяких расспросов.
Наверняка я не узнала бы Бартека Левандовского в этом старом, болезненного вида человеке, если бы в ушах еще не звучала мелодия танго "Ноттурно". Только он исполнял так одно из любимых произведений нашей молодости. И сейчас словно воочию увидела перед собой знакомое веснушчатое лицо веселого бесшабашного парня. Не помешали морщины, пожелтевшая кожа, глубоко запавшие глаза, обведенные черными кругами.
- Бартек! - невольно воскликнула я, потрясенная его видом.