- Какой цыганки? О чем ты? Я могла с ней встретиться в твоей квартире?
- Да нет, не живой, портрет цыганки. Не встречался ли он тебе?
Я задумалась, честно пытаясь вспомнить. Квартира Гати была битком набита всевозможными предметами искусства - картинами, предметами старины, зеркалами в декоративных рамах, множеством фотографий.
Была ли среди них "Цыганка"?
- Алло, ты там не померла? - встревожилась Гатя. - Чего молчишь? У меня времени в обрез. Отвечай!
- Не торопи, я пытаюсь вспомнить.
- Вспомни, мое золотце, вспомни, прошу тебя! Мне так нужен этот портрет. Небольшой формат, масло.
- Небольшой?
- Да, немного больше A3.
- Нет, - отвечала я, подумав. - Ничего похожего мне на глаза не попадалось. А если даже и был, я не обратила внимания.
- И не слышала об этом портрете? Может, мама что-нибудь говорила?
- С твоей матерью я не общалась со времени твоего отъезда. У меня создалось впечатление, что я не очень ей нравилась.
- Ясное дело, не нравилась, - подтвердила Гатя с похвальной искренностью. - Но "Цыганку" ты могла видеть.
- Может, и могла, но не видела. А что, она пропала?
- Пропала, нигде не могу найти. Ну да ладно, ничего страшного. Мне очень некогда. Прощай!
- Постой! - спохватилась я, но Гатя уже повесила трубку, а я не успела сказать ей о ее чертежной доске.
Я тут же перезвонила Гате, но ее телефон был занят. А на следующий день телефон уже не отвечал, сколько я ни названивала. Куда-то ее черти понесли, эту Гатю! На третий день я разозлилась и перестала звонить, подумав - если доска понадобится, она сама мне позвонит. Впрочем, вряд ли она повезет ее в Касабланку, раз возвращается туда.
Недели через две позвонил Матеуш.
- Послушай, - задумчиво протянул он, - ты ничего не слышала о "Цыганке"?
- И ты туда же? - раздраженно отозвалась я, - Больше вам нечем заняться? Сначала Гатя, теперь ты... Куда она подевалась?
- Кто "она"?
- Не цыганка же! Гатя!
- Наверное, в Касабланке. Недели две как уехала. Да, точно две недели, в субботу улетела.
Я быстренько подсчитала, и у меня получилось, что Гатя улетела на следующее утро после разговора со мной. Выходит, звонила мне в последний момент! Значит, я все равно не смогла бы ее спросить о доске. Прекрасно, совесть моя чиста.
Матеуш вернул меня к предмету разговора:
- Так я спрашиваю о "Цыганке". Ты, не видела такой портрет у Гати? Масло. Или что-нибудь слышала о нем...
- Нет, не видела и не слышала. Гатя меня уже о нем спрашивала. Ни о какой цыганке понятия не имею. А в чем дело?
Матеуш помолчал, потом решился:
- Знаешь что, нам, пожалуй, стоит увидеться. Зайди ко мне, то есть зайди в Гатину квартиру, я теперь живу здесь. Кое-что покажу тебе.
- Ладно, когда зайти?
- Можешь завтра? Часов в шесть?
- Хорошо.
Любопытство подгоняло меня, и в Гатину квартиру я явилась пунктуально в шесть. Последний раз я была здесь в ту злополучную пятницу, несколько лет назад, накануне первого отъезда Гати за границу, когда мы с ней заканчивали нашу работу. Мне запомнился жуткий беспорядок в квартире. Еще бы, Гатя из-за меня не смогла толком упаковать вещи, набросала их как попало в углу, уже только после моего ухода смогла собрать свои чемоданы.
Матеуш впустил меня в квартиру, и я буквально остолбенела. Тогдашний беспорядок в Гатиной квартире мог показаться идеальным порядком по сравнению с разгромом, который царил сейчас.
- Что здесь произошло? - спросила я, осторожно переступая через наваленные на полу всевозможные вещи, чтобы выйти наконец из передней. - Ураган бушевал?
- Нет, - меланхолически ответил Матеуш, - Гатя! Я потому и пригласил тебя, хотел, чтобы ты увидела все это собственными глазами, иначе не получишь должного представления о случившемся. И заметь, я тут немного уже прибрался.
- Да что же она тут делала?
- Искала "Цыганку". Сядь, видишь, я расчистил столик и два кресла, сейчас принесу кофе, поговорим спокойно.
Похоже, место для нас Матеуш расчистил самым примитивным способом, просто смахнул на пол вещи со столика и кресел. Сев в одно из них, я продолжала изумленно оглядываться. Вся комната была завалена всевозможными вещами, главным образом книгами. Они грудами покрывали весь пол. Громадный довоенный книжный шкаф Гатиного покойного отца был не только опорожнен, но и разобран на части, вперемежку с книгами валялись полки и дверцы. Подушки с дивана сняли, перевернули на другую сторону и даже надорвали, видно, интересовались, нет ли чего внутри. Из массивного письменного стола были вытянуты все ящики, их содержимым засыпали книги, уже до того вываленные на пол. А главное - со стен содрали драгоценные картины, предмет фамильной гордости Гатиного семейства. Теперь они самым жалким образом валялись на полу.
Пришел Матеуш с кофе, и я потребовала объяснений.
- В остальных комнатах то же самое, - информировал он. - И в кухне. Слушай, ты и в самом деле не видела "Цыганки"?
- Провалиться мне на этом месте! Да рассказывай же, в чем дело?
Матеуш поудобнее уселся во втором свободном кресле и разлил кофе.
- Тебе что-нибудь известно о планах Гати?
- Нет. А должно быть известно?
- Не обязательно. Так вот - Гатя не намерена возвращаться.
Не скажу, что это известие сразило меня, я была к нему готова. В Польше у Гати никого из близких родственников не осталось, а за границей был родной брат. Что ж, ничего удивительного. Матеуш продолжал:
- Теперь она выехала окончательно, сказала, что не вернется. Продала все, что могла, в том числе и машину, квартиру перевела на меня. С собой забрала очень немного вещей. И говоря по правде, больше всего она ценила свою "Цыганку".
- Расскажи о ней.
- Портрет, масло, размер пятьдесят на сорок сантиметров. Гатя назвала мне размер, чтобы я знал, где искать, где такая вещь может поместиться. Видела бы ты, как она ее искала, эту "Цыганку"! Как ненормальная, честное слово! Все прочее ее не интересовало, только этот портрет. Видишь, подушки с дивана и то прокалывала спицей, нет ли внутри дерева...
- А портрет на дереве?
- Да, на деревянной доске. Гатя мне не сразу сказала, что она так ищет, сначала надеялась найти без моей помощи, три дня искала самостоятельно, потом поняла, времени ей не хватит, и обратилась ко мне. Квартира, сама знаешь, огромная, три комнаты, забиты вещами под потолок, везде множество встроенных шкафов, в прихожей тоже. На Гатю страшно было смотреть! Пот с бедняги лился ручьем, в глазах безумие. В кухне она даже плитку пооббивала со стен, линолеум сорвала. Мы с ней простукали все стены и полы, нет ли какого тайника. Гатя голову ломала, куда портрет мог задеваться, думала, мамуся кому подарила. Так она обзвонила всех мамусиных приятельниц, всех знакомых...