Парень умоляюще поглядел на нас:
– Очень вас прошу, подождите, я постараюсь поскорее, минут пятнадцать, ну от силы двадцать. Мотоцикл кореша, я ему до конца работы должен его во что бы то ни стало вернуть.
Я взглянула на часы – без десяти час. Успеем мы еще повидаться с Гоболой!
– Ладно, коллега, откручивай! – решился Мачек. – Чем клеить найдется?
– И поищите канаву с водой, иначе по звездам придется гадать, на каком месте заплатки ставить! – пробурчала я.
Ремонт колеса продолжался с двенадцати пятидесяти пяти до четырнадцати ноль восьми. Я следила за ним с часами в руках, о чем меня просил мотоциклист. В Болеславец мы въехали в полтретьего.
Грипель подробно рассказал нам, как найти домик, в котором снимал комнату Гобола, и мы без труда его нашли – за рекой, на отшибе. На столбике у распахнутой калитки написана фамилия владельца – Пясковский, тот самый дом. Небольшой одноэтажный домик с мансардой. В раскрытом окне мансарды трепыхалась занавеска. Входная дверь была тоже открыта. Мы вошли во двор и в нерешительности остановились.
– Не нравится мне это, – сказал Мачек нахмурившись. – Почему это все нараспашку?
Мне тоже это не понравилось, тут ведь не Дания… Поискав звонок у двери, мы позвонили, и хотя слышали, как он заливается в доме, никто не появился.
– Войдем, – решилась я. – Только ни к чему не прикасаться. И постараемся шуметь.
– Зачем? – удивился Мачек.
– Чтобы потом не могли сказать, что мы втихую закрались.
В доме не было ни одной живой души. Издавая возгласы типа «Эй, есть кто дома?», мы прошли кухню, прихожую, гостиную, спальню. Рукой в перчатке я поочередно открывала все двери, и везде оказывалось пусто. Из маленькой прихожей лестница вела наверх. Мы поднялись. Из двух дверей одна была приоткрыта. Мы зашли и замерли на пороге.
В комнате все было перевернуто вверх ногами. Где-то я видела подобную картину? Ах да, в квартире Гати.
– Ну, все ясно, – сказал Мачек. – Дело плохо. Смываемся!
– Надо немедленно найти Гоболу! Может, он еще на работе?
Комбинат работал до трех, мы успели под занавес. Нам сказали, что сегодня Гобола ушел с работы пораньше, ему нужно было к зубному технику, у какого-то частника делает протез.
– Лично я в милицию не пойду и тебе не советую, – сказал Мачек, когда мы остановились в растерянности, выйдя из проходной комбината.
– В милицию идти уже поздно, надо было сразу, – ответила я. – Где этот холерный Пясковский, в конце концов, это его дом!
– Поищем Гоболу по зубным врачам?
– Дохлый номер, ты же слышал, он собирался к частнику. Нет, едем обратно к его дому, там спрячем машину и подождем, когда кто-нибудь появится.
Вблизи дома спрятаться было негде, пришлось притаиться на значительном расстоянии от него, так что видно нам было замечательно, но слышать мы ничего не могли, ну вроде как в немом кино. Увидели, как к дому подошел человек. Мы решили, что это хозяин, пан Пясковский, для Гоболы он был слишком молод. Человек в растерянности постоял перед распахнутой дверью дома, потом бросился внутрь. Через три минуты он с еще большей скоростью выскочил из дома и помчался в город. Вернулся он с большой компанией, а пока не приехала милиция, успел собрать вокруг себя небольшую толпу, размахивая руками, что-то крича и суматошно бегая перед домом.
Милиция пробыла внутри дома не более полутора минут, после чего ее машина уехала, но у дома остался на посту их сотрудник. Вскоре прибыли обратно в сопровождении машины с бригадой экспертов и машины «скорой помощи».
– Идем! – мрачно произнес Мачек. – Пообщаемся с общественностью.
Общественность уже все знала и охотно делилась своими знаниями со знакомыми и незнакомыми.
Оказывается, сегодня утром жена Пясковского поехала к сестре, где собиралась пробыть два дня. Пясковский вернулся с работы, увидел окна и двери нараспашку – а он всегда все очень тщательно запирал, – и сердце у него так и замерло! Вбежал в дом и нашел мертвым своего квартиранта, пана Гоболу…
– Пани кохана, труп, холодный труп обнаружил! – От ужаса у соседки глаза стали совсем круглые. – Сердце? Какое там сердце, убитый, страшно убитый, совсем насмерть! Горло ему перерезали…
– Не горло, голову ему разбили! – придерживалась другой версии другая соседка. – Как есть всю голову вдребезги! Страшное дело! Кто же, как не бандиты?
– Какие бандиты? Воры! Все из дома повыносили!
– Вот как раз ничего не украли, не успели! Гобола неожиданно вернулся домой раньше, чем обычно, они его и пристукнули!
– Значит, планида такая ему вышла…
Труп Гоболы был обнаружен во второй комнате мансарды, единственной, куда мы не заглянули. По какой-то причине он решил зайти домой, перед тем как отправиться к зубному врачу, застал в доме взломщика, тот схватил первое, что попалось под руку, и трахнул по голове Гоболу. Говорят, видели тут человека, крутился вокруг дома, нездешний, подозрительный какой-то. Вчера тоже здесь был, мог узнать, что Пясковская уехала к сестре, сейчас милиция его ищет.
Я вернулась к машине, села, закурила. Вскоре и Мачек вернулся.
– Что это, как ты думаешь? – заговорила я после долгого молчания. – Случайность? Просто не везет нам?
– Его убили, потому что он много знал! – ответил Мачек. – Никакая не случайность.
– Знал! Он уже тридцать лет знал и был живехонек!
– Не случайно он исчез из поля зрения шайки. И вот они его разыскали и ликвидировали. Или, может, просто не хотели, чтобы мы с ним встретились?
Неужели такое возможно? Заинтересовались нами? Я почувствовала, как похолодели руки. Да нет, не может быть!
– Зачем ты меня пугаешь? – обрушилась я на Мачека. – Где-то в этих краях околачивается Дойда. Один раз он уже был взломщиком, теперь его наняли второй раз и опять велели искать карты. А Гобола застал его неожиданно…
– …и тот от неожиданности прикончил беднягу! Не хотел стать рецидивистом, вот и убрал свидетеля? Может, нам следует поискать этого Дойду и увидеться с ним до того, как его найдет милиция.
– И что ты у него станешь спрашивать? Будешь по-дружески советовать признаться?
– Не знаю, там решим, сначала надо найти. Слушай, а нет ли тут какой связи… Дойда сбежал в лес, а тот самый… как его… Пикус… Фикус…
– Зефусь, если не ошибаюсь.
– Да, Зефусь стал лесничим…
– И Дойда приехал к нему? Возможно. Нужно его разыскать.
В Управление лесным хозяйством мы приехали поздно, рабочий день закончился, и в здании застали только уборщицу. Разговаривала с ней я, выдумав очередную сагу: приехала я сюда по просьбе сестры Дойды, которая хочет знать, как поживает братец, а главное, не связался ли с какой неподходящей бабой, парень ведь такой влюбчивый… С удовольствием отложив в сторону веник и тряпку, уборщица охотно поддержала разговор, хотя Дойду почти не знала, только слышала о нем, но зато могла сказать, в каком лесничестве тот работал и чем занимался. «Деревья считал. Сколько на выруб предназначено, сколько вырубили, сколько вывезли, сколько сгноили. Все считает. А тамошняя лесничиха мне золовкой приходится, так я расскажу, как до нее добраться».
Пока я беседовала с уборщицей, Мачек изучил висевший на стене список лесничих и лесников, кивнул в знак того, что можно закругляться, я распрощалась со словоохотливой уборщицей, и мы отправились в путь.
– Ты что так долго списки изучал? – поинтересовалась я.
– Так ведь пришлось определять по именам, – пояснил Мачек. – Было там несколько Зигмунтов, Зенонов и, представляешь, один Зефирин!
– Зефирин, уменьшительное Зефусь, подходит! Надеюсь, ты запомнил фамилию и адрес.
Поскольку в ведении Зефирина Ментальского находился наиболее отдаленный участок, почти у самой пущи, мы начали с более близкого Дойды.
Уже наступил вечер, когда я остановила машину у калитки перед домиком лесничего. На крыльце три женщины так взволнованно обсуждали какую-то проблему, что не заметили нас, пока мы не подошли к самому крыльцу. Я спросила, где можно увидеть пана Дойду.
– Смилуйся над нами, дева Мариям, – вскричала самая толстая из дам, воздев руки к небесам.