– Э, наверняка он из близких знакомых убитого, не стали бы малознакомые люди поверять друг другу секреты. Если, конечно, ты права.
– Разумеется, права. Микропленку очень просто спрятать в барометре. Не стали бы они так просто сообщать о пустяках.
Тут нас опять навестил Пирли и получил еще два орешка. И как назло из-за дерева появилась Тереса.
– Роберт, я оставила внизу таз со свежевыстиранным бельем, принеси сюда, – приказала она. – Да постарайся не задевать за сучья деревьев.
– Сучья деревьев в Канаде тоже свежевыстираны, – пробурчал Роберт и поплелся к озеру.
Пирли совсем не испугался Тересы, сидел как ни в чем не бывало на травке, в передних лапках держал орешки и так весело их разгрызал, что любо-дорого смотреть.
Я попыталась предотвратить гнев Тересы:
– Не сердись, сейчас я за ним замету. Он делает запасы на зиму.
Тереса принялась ворчать по своему обыкновению:
– Распустила мне зверье, мух не ловят. Теперь он овес и в рот не берет. Ты что, думаешь, я стану ему возами орехи возить? Да, кстати, надо съездить в магазин, твоя мать успела все молоко выхлебать.
Я обрадовалась, каждая поездка давала возможность заняться поисками. Вслепую, правда, но все же. Пирли наконец набил щеки и умчался в лес. Я пособирала ореховую скорлупу, и тут вернулся Роберт с громадным тазом настиранного белья, размерами с отечественное корыто.
– Пошли, поможешь развешивать, – командовала Тереса. – Ты и так достанешь, а мне приходится на пеньки взбираться, того и гляди ногу вывихну.
И они двинулись в глубь участка – Тереса первая, Роберт с корытом за ней. Тут послышался с дороги шум машины. Шум прекратился, хлопнула дверца. Тереса остановилась.
– Кто там еще? А, Бася Кульская. Займись пока ею, я сейчас вернусь.
С пани Кульской я была знакома и всегда ею восхищалась. Ей было никак не меньше ста двадцати лет, если не больше, но кондиции этой старушки мог позавидовать любой десантник. Бася села в одно из плетеных кресел за столик, шлепнула комара, лихо закурила и выпустила клуб дыма. Одновременно заговорила, как всегда начав с середины:
– А ведь он был еще совсем молодым! Бедная Сонечка, теперь на нее свалилось столько хлопот! Марыся как раз приехала дочь навестить, Сонечку они с собой забрали, а она только начала расспрашивать Иолу про стекольщика, стекло у ней разбилось…
То, что я слышала, наверняка было продолжением внутреннего монолога Баси. Ей было все равно, с кем говорить, она делилась информацией с любым, подвернувшимся под руку. И все равно, на каком языке – английском, французском или польском. Как правило, Бася пользовалась языком, который больше соответствовал событию, так что в данном случае речь наверняка шла о наших.
Вернувшаяся Тереса, непонятно почему не любившая сплетен, на сей раз терпеливо выслушала их – видимо, из уважения к почтенному возрасту сплетницы. Вопросов Тереса старалась не задавать, ибо они здорово подзуживали Басю и тогда ей не было удержу. Я по-другому относилась к Басиным сообщениям. Они не были сплетнями в точном понимании этого слова, ибо, во-первых, Бася оперировала действительными фактами, а во-вторых, никогда плохо о людях не говорила, всегда сочувственно и доброжелательно. Даже если кто-то кого-то обокрал или убил, старушка и тогда пыталась найти смягчающие обстоятельства – наверняка у бедняги были серьезные причины сделать это.
Выслушав Басю сколько требовалось из вежливости, Тереса тут же выбросила из головы услышанное и занялась домашними делами, я же, напротив, слушала с интересом. Тереса приходила и уходила, Бася вела бесконечный рассказ:
– Сонечка могла и вовсе не ехать, но она сама захотела, потому что там никого не было, а соседи сказали – самый близкий человек, сын, сейчас в Европе, вот она и поехала, чтобы все формальности поскорее закончить, а по завещанию она тоже что-то наследует, ведь это был состоятельный человек, надо же, какое несчастье…
Тереса пригласила гостью в дом – здесь кусают комары, да и кофе напьемся. Монолог Баси меня заинтересовал, я потащилась за ними. По дороге Бася говорила не переставая:
– Я как раз от ксендза возвращалась, он сказал, ему очень помогло то лекарство, я еще собиралась передать Казику, что ксендз его благодарит, а тут вдруг такое! Бедная Сонечка!
– Да что за Сонечка? – не выдержала Тереса и тут же прикусила язык, да было поздно.
– Как это что? – вскинулась Бася. – Очаровательная Сонечка Фельдман, та самая, невеста Хилла!
Теперь уже у меня вырвалось:
– Хилла?! Какого Хилла?
Наверное, я это выкрикнула очень громко, Тереса даже вздрогнула, зато Бася была в полном восторге – еще бы, ее новости так эмоционально воспринимаются!
– Того самого, что построил свой коттедж рядом с Иолиным, еще внутренняя отделка не закончена, Сонечка так красиво все там устраивала! Ну того самого, из Торонто, что так внезапно умер, молодой человек, и шестидесяти не было, да что я, пятьдесят пять, не больше. А мог бы еще жить и жить! Да вы знаете, он скорняк и меховой магазин у него, поэтому Сонечка всегда ходила в таких роскошных манто, он ведь так ее любил, бедняжка!
– А от чего он умер? – заставила себя спросить Тереса, но старушка вдруг замолчала. Я проследила за ее взглядом – еще бы не замолчать, ведь она увидела панно, вышитое моей мамулей! Панно на стену было вышито специально для Тересы и привезено в подарок. Тереса его тут же выстирала, ибо у моей тетки была мания – стирать все, что попадется под руку, надо или не надо. Мамуля старательно отгладила свое произведение, и теперь оно досыхало, разложенное на диване, полыхая пурпуром и гнилой зеленью.
– Убили его, – рассеянно ответила Бася, не отрывая взгляда от панно. – Ксендз мне сказал… А в нашем костеле скатерть, или как ее там? Покрывало на алтарь такое уже старенькое, вытершееся, не мешало бы новое раздобыть. Езус-Мария, как это красиво!
Не выдержав, старушка сорвалась со стула, подбежала к дивану и принялась рассматривать шедевр вблизи. Тереса поставила на стол кофейник, сливки и сахарницу.
– А разве ксендз был при этом? – спросила она с некоторым удивлением.
– Я тоже хочу кофе, – входя, сказал Роберт и вполголоса спросил меня: – По-какому надо здороваться?
– По-нашему, – также вполголоса ответила я.
– Вы ведь в магазин должны были ехать, – напомнила нам Тереса.
– Сейчас поедем, но сначала выпьем кофе. И еще мне кажется, что на столе не хватает чашек, – добавила я, потому что Тереса опустилась на стул, явно считая сервировку стола законченной. – Ладно, сиди, я принесу.
– И ложечки! – крикнул мне вслед Роберт.
Все это время пани Кульская молчала, отдавая должное таланту моей мамули. Она была явно потрясена. Надо признаться, на сей раз вышивка и в самом деле получилась потрясающая. Тереса попыталась завести светский разговор.
– Это хобби моей сестры, – сказала она гостье. – Только приехала, успела уже вышить, а сейчас собирается вышить еще точно такую же накидку на софу. Это панно на стене будет висеть.
Гостья наконец обрела дар речи.
– Здесь? – спросила она, обводя взглядом бревенчатые стены.
– Нет, в Оттаве.
– Это восхитительно! А покрывало на алтарь должно быть белым…
– Алтарь в лесном костеле, – возразила я. – Накидка должна быть золотисто-зеленой на белом фоне.
Пани Кульская охотно согласилась и на золотисто-зеленую. Оправившись от потрясения, она вернулась к столу и продолжила прерванный монолог.
Старенькая Бася была бесценным источником информации. И спрашивать не надо было ни о чем, сама все рассказывала, только слушай. Вот еще бы узнать, где проживает эта самая Иола! Я знала, что тоже у озера, по другую сторону Бэррис Бэй, но вот какого озера? Ведь их здесь прорва, знаю только, что не у нашего. И как фамилия Иолы, вернее, ее мужа, за которого она здесь вышла? Планы один другого завлекательнее сами стали складываться в голове…
– Так вы едете в магазин или нет? – грозно поинтересовалась Тереса, как только гостья покинула ее дом.
– Едем, едем, – вскочила я. – А как фамилия Иолы?
– Вернер, а что?